Расчет с прошлым. Нацизм, война и литература - Ирина Млечина

В его памяти всплывает прочитанное им где-то свидетельство очевидца – женщины, выступавшей на процессе по делу нацистских преступников в Освенциме. В тексте романа оно повторяется дважды в разном контексте: «Мы увидели огромное пламя и людей, которые расхаживали вокруг и что-то бросали в огонь. Я заметила мужчину, который держал что-то в руках, и это что-то двигало головой. Я сказала: «Боже мой, он бросает в огонь живую собаку!» Но моя спутница сказала: «Это не собака. Это ребенок»…

Иногда Эфраим подумывает о том, не поселиться ли ему в ГДР, в Берлине, но он понимает, что «предается иллюзиям», полагая, будто «запах бедности и пуританизма» может привлекать самих жителей этого города. Он сознает, что «они здесь мечтают о богатстве, о море товаров, о стадах автомобилей; с завистью поглядывают на вырвавшееся из оков производство, на моды, на скорости, на остроумие, на книги и обнаженную плоть. То, что мне кажется их единственным и неповторимым преимуществом, для них нечто, от чего они хотели бы поскорее избавиться». Решающим для него оказывается эпизод перехода через контрольно-пропускной пункт между двумя Берлинами в подвальном помещении вокзала Фридрихштрассе, где он сидит целый час на деревянной скамье в «холодном сигаретном дыму» среди сотен западных немцев, нервно ожидающих, когда их пустят «в столицу ГДР». Андерш передает своеобразный климат отчужденности, недоверия, подозрительности, царящей здесь, на границе двух Германий, те психологические последствия раскола, корни которых в исторической трагедии.

Тяга к перемене мест – не просто знак эмигрантской судьбы, но и вообще характерное для героев Андерша стремление коренным образом изменить свою жизнь, вариация темы бегства, исчезновения, поиска свободы и собственной идентичности. Вмонтированные в текст цитаты из прессы, выдержки из судебных протоколов, свидетельства очевидцев на Освенцимском процессе, не просто сообщают роману документальный характер. Расширяя художественные возможности писателя, они позволяют глубже осмыслить изображаемое, поставив его в определенный исторический контекст.

За «Эфраимом» последовал самый большой роман Андерша «Винтерспельт». Выдающийся писатель Вольфганг Кёппен назвал этот роман великим произведением, лишившим его сна и покоя. Критики называли «Винтерспельт» «лучшим из того, что написал это сдержанный, своенравный автор», лучшим «даже рядом с его незабываемыми «Вишнями свободы». Они увидели в этом романе «контрпроект немецкой истории», созданный Андершем, «одной из центральных фигур немецкой послевоенной литературы». «Вишни свободы» были автобиографическим откликом писателя на фашизм и войну, индивидуальной исповедью, лирико-философским монологом. «Винтерспельт» – это заново продуманный, этически и эстетически по-новому осмысленный опыт собственный биографии и истории Германии военных лет. Автор пытается взглянуть на войну со стороны, с дистанции времени, в контексте реальных исторических событий, как на прошлое, которое, согласно эпиграфу из Фолкнера, «не умирает», «всегда остается с нами».

Автор мысленно то и дело возвращается в Винтерспельт, эту «самую отдаленную деревню у западной границы», куда он так часто наведывался во время войны, навещая свою жену Гизелу, которой пришлось пережить здесь самые трудные военные годы. Он вспоминает разбомбленный, разрушенный Кёльнский вокзал, поезд, следующий в Трир, пересадку в Прюме. Он знает здесь «каждое дерево, каждый хутор». Именно здесь произошло осенью 1944 года Арденнское сражение, ставшее результатом отчаянной попытки гитлеровского командования повернуть ход войны. Именно эти места, и прежде всего деревню Винтерспельт, затерявшуюся в отрогах Эйфеля, Андерш делает центром событий, разыгрывающихся в романе.

Накануне сражения в Арденнах майор вермахта Динклаге задумывает сдать свой батальон американцам, отделенным от немецких позиций лишь небольшим клочком ничейной земли. Именно здесь, «в самом ядре битвы», живет героиня романа Кете Ленк, о которой в другом месте сказано: «Кете Ленк – это Г., то есть Гизела», которой пришлось остаться жить «прямо среди битвы». Литература, говорит Андерш, «совершает раскопки»: она – «археология души». Осуществляя свои «раскопки», автор создает вымышленную ситуацию, помещая участников действия во вполне реальные и конкретные исторические обстоятельства. Кёппен, размышляя о «Винтерспельте», вспоминает Толстого и Стендаля. «Летом я думал о «Войне и мире», разыскал среди своих книг «Пармскую обитель», описания битвы при Ватерлоо, читательские радости последних школьных лет. Все это меня очень взволновало. Я тревожился, удастся ли Андершу это, я верил в него, я восхищался его мужеством». Кёппен напоминает, как готовился Толстой к написанию романа, как с картой в руках объезжал поле битвы, как хорошо знал Стендаль Наполеоновскую армию, как оба они изучали письма и документы, как Толстой выслушивал очевидцев, как Стендаль сидел в библиотеках и архивах, как ценил Толстой глубокое знание войны, продемонстрированное Стендалем.

В романе Андерша нет военных пейзажей, кровавых сцен, пушечных залпов, бомбежек и взрывов. Если вспомнить не только Толстого и Стендаля, но и литературу двадцатого века, в том числе немецкую, в которой представлен чудовищный кровавый облик войны, то можно считать, что Андерш не изобразил ее вовсе. Он даже предлагает считать «Винтерспельт» не «романом о войне, а романом о любви»: «книгу, которой я дал название этой деревни, некоторые считают романом о войне, но это роман о любви, вокруг которого идет игра в войну на ящике с песком». Но все же это, конечно, роман о войне, кровавой и жестокой, и не только потому, что от выстрела немецкого ефрейтора гибнет добрый человек. Война возникает в коротких безэмоциональных строчках документов, в цифрах погибших, в полных раскаяния или ностальгической бравады генеральских мемуарах. Андерш говорит, конечно, не просто об «игре», но о «камерной драме внутри катастрофы». Его романы – всегда драма решений, драма выбора. Как и другие его герои, майор Динклаге думает, по существу, о дезертирстве, притом не в одиночку, а вместе с целым батальоном; он хочет сдаться американцам. Но в отличие от других персонажей Андерша, он свое решение не реализует. Его роман, комментирует автор, это «камерная драма вокруг мысли о том, что нельзя принимать историю как она есть, никогда. Это не пацифистская книга, а акт мышления против философии генерал-фельдмаршалов». Андерш движим поиском ответа на вопрос, как могла бы повернуться немецкая (а возможно и мировая) история, если бы противники нацизма действовали решительно и шли до конца в своем стремлении покончить с Гитлером и войной. Индивидуальные поступки – а именно они всегда в центре всех андершевских композиций – не замыкаются в самих себе: четкая линия соединяет поступок с его общественными последствиями. Андерша интересует взаимосвязь избираемого человеком варианта собственной судьбы со сложным комплексом событий и обстоятельств общественной и исторической значимости. Писатель не случайно избирает столь драматический момент в истории войны, как Арденнское сражение, когда германская военная машина в последний раз попыталась отыграть на Западе боевое превосходство, добиться решающего поворота. Тщательно и точно составленные подборки документов внутри романа создают ясный исторический контекст. В документах как бы отражена в том числе и несостоявшаяся операция майора Динклаге, поведение которого находит историческое соответствие в действиях лица вполне реального: генерал-фельдмаршала фон Рундштедта, который в 1944 году, впав в немилость у Гитлера и оказавшись в отставке, послал после разгрома немецких танковых соединений под Фалезом телеграмму верховному командованию вермахта с призывом немедленно заключить мир, а два месяца спустя с готовностью принял от фюрера новое назначение и, возглавив войска на Западе, начал сражение в Арденнах (в мышлении фон Рундштедта, комментирует Андерш, отсутствовали слова «неподчинение приказу» и тут же приводит высказывание своего героя майора Динклаге: «Такого не было, чтобы я не подчинился приказу!»).