Расчет с прошлым. Нацизм, война и литература - Ирина Млечина

В полном напряжения и драматизма, почти сценическом по своему характеру эпизоде, изображенном в «Занзибаре», пять человек вовлечены в дело, для каждого их них чреватое гибелью, и каждому приходится пройти испытание на прочность. В Рерик, город маленький и провинциальный, прибывают одновременно тайно и с совершенно разными намерениями двое незнакомых между собой молодых людей: инструктор ЦК – Грегор, находящийся в подполье коммунистической партии, и девушка из богатой еврейской семьи по имени Юдит. Грегор должен передать инструкцию единственному оставшемуся в Рерике коммунисту – рыбаку Кнудсену. Юдит ищет способа бежать из Германии. Бежать, как выясняется очень скоро, намерен и Грегор. По сути, его уже ничто не связывает с партией. Попав в портовый городок, он мысленно закрепляется в своем решении покинуть страну. Как и Юдит, он рассчитывает на счастливый случай – иностранное судно или рыбацкую лодку. Юдит не может, а Грегор не хочет оставаться в стране, где правят «другие», «эти» (так называются в романе нацисты). Подумывает о бегстве и рыбак Кнудсен, однако его удерживает тревога за больную жену. Если он исчезнет, «другие» быстро расправятся с ней. О побеге мечтает и еще один участник действия – юный помощник Кнудсена, что-то вроде юнги на маленьком рыбацком судне. Не помышляет о том, чтобы покинуть страну, только пятый участник действия – старый пастор Хеландер, ветеран Первой мировой войны, потерявший ногу под Верденом. Но он кровно заинтересован в том, чтобы к берегам Швеции переправился Кнудсен: с его помощью пастор надеется спасти принадлежащее его приходу ценное произведение искусства – деревянную скульптуру «Читающий послушник», в которой по описанию угадывается работа знаменитого художника Эрнста Барлаха. Это произведение «выродившего искусства» занесено «другими» в проскрипционные списки и, по-видимому, подлежит уничтожению.

Грегор, главный мотор действия, более всех остальных близок автору. Это фигура, воспроизводящая мотивы биографии Андерша, итоги его размышлений о судьбах революции, о поведении человека в сложных перипетиях современной истории. Он ощущает, попав в Рерик, со всей определенностью, что не хочет больше «жить по заданию».

Право «выйти из игры», на котором настаивают герои Андерша, их понимание свободы не может не вызывать естественного простого вопроса: а как же быть с долгом реального конкретного сопротивления злу и насилию, воплощенному в диктатуре? Но в том-то и дело, что желание «уйти» равнозначно для героев Андерша отказу от навязываемых институциализированных форм действия. Они хотят действовать не по указу «инстанций», не по «заданию», а от собственного имени, повинуясь лишь собственной совести. «Выход из игры», таким образом, – не предательство, не проявление цинизма, а возвращение человека к самому себе, осознание своей ответственности. Единственное «задание», которое он готов признать, исходит не от партии, не от догматической организации, не от власти. Инстанция, которой он подчиняется, зовется чувством человечности, добра, достоинства. В этот полный угроз октябрьский день 1937 года, когда нацисты начинают в очередной раз и с особой жестокостью «завинчивать гайки», вписываются для Грегора самые неожиданные дела или события, как будто далекие от происходящего. Он просто не может «уйти», не попытавшись спасти Юдит и уберечь от уничтожения великое произведение искусства. Деревянная скульптура становится в этом сюжете как бы равноправным участником действия. Во всяком случае, для двух персонажей – Грегора и пастора Хеландера – скульптурное изображение «Читающего послушника» играет поистине жизненно важную роль, мотивируя их ключевые решения. Скульптура «Читающий послушник» потому столь притягательна для Грегора, что пробуждает желание критически взглянуть на самого себя, осмыслить собственную жизненную ситуацию. Грегор потрясен: перед ним некто, «живущий без заданий», сохраняющий за собой право «встать и уйти».

Опасен для «других», для тоталитарной системы всякий, кто сомневается, кто не готов все принимать на веру, кто склонен критически относиться к любому знанию, намерен проверять любое навязываемое слово и решение. Это один из главных уроков – и личной биографии Андерша, и его поколения, и судеб Германии, да и не только ее, в двадцатом веке, наглядно продемонстрировавшем катастрофические последствия слепой веры в догмы и утопии. Это и важнейший философский итог романа «Занзибар, или Последняя причина»: напоминание о том, что долг человека – подвергать сомнению всякое знание, перепроверять его собственным критическим разумом, быть готовым в любой момент «встать и уйти».

В этом смысле «Читающий послушник», быть может, – главный герой романа Андерша. Философия индивидуальной ответственности, которой приникнут роман, несовместима с претензией на обязательную для всех политическую истину, ибо такая претензия является кратчайшим путем к насилию и созданию тоталитарных режимов. «Читающий послушник» – пример скептического отношения к любому претендующему на абсолют учению, любой утопической конструкции. Практика нацистского рейха убедительно показала как историческую цену недостатка критического разума в обществе, так и опасность безоглядного доверия к абстрактным идеологемам.

В немецкой литературе написано немало ярких страниц о том, как соблазняли и совращали немцев, особенно молодежь, и как, в сущности, легко, с готовностью поддавались соблазну миллионы. Одним из первых эту угрозу разглядел и художественно осмыслил Томас Манн – в новелле «Марио и волшебник» (1930). Ловец душ Чиполла настойчиво внушает публике: «Ваше сопротивление не изменит конечного результата, свободы воли не существует, ибо воля, руководствующаяся свободой, неминуемо сорвется в пустоту».

«Замечательная страна: люди толпятся возле иностранных судов, чтобы ее покинуть», – с горечью думает Грегор, наблюдая толпу на набережной. Но тут же поправляется: «Нет, эти люди в большинстве своем далеки от мысли о бегстве». Бежать намерены «только мы трое: я, послушник, девушка». Но между ними, понимает Грегор, принципиальная разница: «Я хочу уйти, а они должны. Мне хоть и грозит опасность, концлагерь, смерть, но я все же могу свободно решать: остаться или уйти. Они же выбирать не могут, они отверженные».

Главное для Грегора, что он помогает Юдит не как коммунист или христианин, а просто как человек. Действуя «не по заданию», он вновь ощущает вкус к рискованному делу.

Рыбак Кнудсен, как и Грегор, в итоге делает свой выбор не как коммунист или атеист, а в совершенно ином качестве – просто как человек, не желающий быть «немой рыбой». Он хочет оставаться самим собой, делать дело, которое умеет, хочет спасти единственного человека, который ему дорог. И все же плывет к шведскому берегу, ставя на карту и обеспеченное существование, и жизнь жены, и свою собственную. Образ пастора Хеландера, вступающего в прямое противоборство с диктатурой, заставляет вспомнить реальных немецких священнослужителей, бросивших открытый вызов нацизму: прелата Лихтенберга, священника Дельта, о которых пишет Генрих Бёлль. «Письмо молодому католику», где упоминаются эти имена, было, кстати, написано одновременно с «Занзибаром» – в 1958 году. Бёллю, как и Андершу, были дороги люди, способные в любых обстоятельствах действовать «не по приказу, а по велению совести». В конфликте между совестью и приказом, совестью и «заданием» неизмеримо весомее для их героев оказывается совесть.