Расчет с прошлым. Нацизм, война и литература - Ирина Млечина

На титульном листе первого номера фотография немецкого солдата с поднятыми руками – символ капитуляции. Доминирующая нота материалов этого, как и последующих номеров, – надежда на «коренной поворот», который и призваны осуществить новые поколения немцев. Они, по мысли Альфреда Андерша, наименее ответственны за преступления нацизма и наиболее способны к внутреннему изменению. Как и Борхерт, он жаждет включить немецкую молодежь, обманутую фашизмом, в контекст европейского развития. Он мечтает увидеть ее идущей к «радикально новому началу», основанному на «переживании свободы». Журнал «Дер руф», первым включившийся в духовную подготовку демократического переустройства общества, стремился, таким образом, дать молодежи новые ценностные ориентиры.

Свою работу в журнале, как и в «Группе 47», Андерш, Рихтер и другие понимают как шаг на пути столь необходимого для немцев и немецкой культуры самоосмысления, глубокой национальной самокритики, без которой невозможно нравственное и духовное очищение. Последствия исторической катастрофы, в которую немецкий народ был ввергнут фашизмом, особенно тяжелым грузом лежали на деятелях культуры. С сейсмографической точностью измеряют они глубину потрясения, регистрируют меру ответственности, которую многие из них несут за «исторически едва ли с чем сопоставимое землетрясение». Поэтому, считают они, всякое исследование состояния немецкой литературы и ее будущих возможностей должно исходить из тщательного анализа поведения немецкой интеллигенции в годы диктатуры.

«Нет ни одного немецкого писателя, который, представляя дело национал-социализма, пришел бы к весомым художественным результатам», – полагал Альфред Андерш. Если считать критерием художественности способность литературы проникать в глубины человеческой личности, то приходится сделать вывод, что написанное теми, кто подчинился гитлеровскому режиму, «было и осталось всего лишь бумагой», а сами авторы этих сочинений – «пропагандистами повышенного уровня». Эта оценка близка той, которую дал Томас Манн, писавший в письме Вальтеру фон Моло о никчемности книг, издававшихся в Германии между 1933 и 1945 годом. От них, считал Томас Манн, «пахнет кровью и позором», и их следовало «пустить под пресс». Нельзя не привести в этой связи и высказывание Э. Витторини, которого цитирует Альфред Андерш: «Фашистских писателей не существовало! Были лишь журналисты и пустоголовые, которые выли по-волчьи вместе с волками. Уже сам факт, что они поставили себя на службу этого режима, означал отказ от всякой культуры».

В ситуации первых послевоенных лет, подчеркивали демократические писатели, чрезвычайно важно было вернуться в Европу, назвать имена и идеи, которые помогли бы немцам обрести утраченное гуманистическое самосознание. Сделать это без участия европейских литераторов и мыслителей не представлялось возможным. Это очень важный посыл: преодолеть духовную изоляцию, в которую завел людей нацистский режим, вернуться к европейским этическим категориям и ценностям. Главным направлением духовного поиска тот же Андерш считал «признание достоинства и свободы человека». Именно в «жажде свободы» заключен, по его убеждению, гуманизм европейской культуры, который должен помочь немцам, прежде всего молодым, ищущим после краха свой путь в жизни. Свобода представала как главное мерило жизненного устройства, его этического качества. Молодежь, считал писатель, не будет верить «ортодоксальному марксизму», исходящему из представления о детерминированности человеческого поведения экономическими структурами и «отрицающему свободу воли». Позднее эти схематично обозначенные здесь мотивы будут развернуты на ином, художественном, уровне в его произведениях, о которых пойдет речь. Пока же ему кажется наиболее существенной необходимость протянуть «канат над пропастью», разделяющей немцев и западноевропейцев.

В период начинавшегося «расчета с прошлым» и трудного духовного становления подобные высказывания выражали важнейшую позицию – коренного разрыва с идеологией принуждения и насилия, деспотии и тоталитаризма. Они выражали поворот к человеку, его проблемам и запросам – процесс, начавшийся при самом активном участии журнала «Дер руф», «Группы 47» и объединившихся вокруг них писателей и публицистов. Этот первый этап духовного освоения пережитого опыта и возвращения к европейским ценностям самым непосредственным образом повлиял на будущее развитие литературы ФРГ, выдвинув на передний план человеческую, нравственную сторону жизни как часть глубинного и сложного процесса осмысления истории.

Коренной поворот в духовной жизни, который уже очень скоро привел к плодотворным результатам, был невозможен без возращения к общечеловеческим ценностям, к фундаментальным этическим категориям, затоптанным и обессмысленным в годы нацизма. В центр интеллектуальной и художественной рефлексии выдвигаются такие понятия, как добро и зло, вина и ответственность и – прежде всего – индивидуальная свобода.

Стремление способствовать созданию демократических институтов, преобразованию государства и общества соединялось с принципиально новым взглядом на человека и его место в мире, желанием вернуть утраченный смысл человеческому существованию. Для этого опять же было необходимо осознать глубину не только национальной, но и личностной катастрофы, постигшей немцев. И несомненно, здесь были важные точки соприкосновения с европейской мыслью, что сыграло определяющую роль в становлении новой Германии и ее культуры.

Мы уже упомянули, что на титульном листе первого номера журнала «Дер руф» – фотография немецкого солдата с поднятыми руками – символ капитуляции. Здесь же начало программной, содержащей платформу журнала передовой статьи Андерша «Молодая Европа формирует свое лицо». «Время сплошной вырубки», как его назвали сразу после войны, еще по-настоящему не наступило. И статья Андерша несет на себе следы того пафоса, той фразеологической образной пышности, от которой автор, как, впрочем, и большинство его коллег, скоро избавится.

Послевоенная Европа представляется ему гигантским разрушенным муравейником, в котором, среди бесцельной толкотни миллионов людей, уже образуются небольшие группы, сообщества «для новой работы». «Вопреки всем пессимистическим предсказаниям создаются новые центры сил и воли, новые мысли распространяются по всей Европе». Подобно Афине, возникшей из головы Юпитера, из старого мира рождается «новый юношеский свежий дух». Андерш обращается к носителям духа «европейского пробуждения».

Характерно, что, говоря о тех, кто участвовал в борьбе за Европу, он имеет в виду не только участников французского сопротивления или солдат британской армии, но и молодых соотечественников. Это может вызвать, мягко говоря, недоумение, но можно понять мотивировку Андерша. Желание видеть немецкую молодежь интегрированной в новую Европу заставляет автора резко отделять ее от остальных соотечественников, как часть населения, наименее ответственную за преступления фашизма и наиболее способную к внутреннему изменению.

Можно не сомневаться, что Андерш не забывает, как на самом деле выглядела «борьба за Европу», которую вели немцы. Но, как и Борхерт, он жаждет включить немецкую молодежь, обманутую фашизмом, в контекст европейского развития.

Говоря о молодом поколении, Андерш отвергает тезис о коллективной вине. Он считает, что молодежь идет к радикально новому началу, основанному «на переживании свободы». Очень важно, чтобы «новые мысли Европы стали известны в Германии». Несомненно, самое понятие «молодой Германии», которое использовал Андерш, было во много абстракцией, символом надежды, однако духовное пробуждение и обновление Германии, как справедливо считали и Андерш, и Рихтер, и другие их единомышленники, без активной деятельности молодого поколения было невозможно.