Я, они и тьма - Анна Зимина

– Ты это мне? – тупо спросил он, ожидая подвоха. Но она ничего на это не ответила, а просто, молча глядя на него, подошла совсем близко. Ват Йет ощутил что-то странное – какое-то несоответствие растревожило его. А потом она его обняла. Как-то очень нежно, даже слишком нежно, с внутренним трепетом.

А потом так же внезапно отпрянула и отвернулась.

Ват Йет был, конечно, озадачен, но не более того. Темная в него влюбилась… Хм. Это очень интересно. Может, это можно будет использовать?

Поэтому Ват Йет, выдержав паузу, спокойно и вполне доброжелательно попросил вернуться к этому вопросу позже, а пока есть государственные дела, которые не требуют отлагательств.

Уже у постели императора, которому явно стало лучше, Ват Йет наткнулся взглядом на синий бархат императорского изголовья и понял, какое несоответствие в темной ему не давало покоя. Глаза. У девушки были обычные темные глаза с зеленоватым отливом, а когда она шла к нему с объятиями, они стали яркими, синими. Как морская волна или драгоценные аквамарины. А сейчас снова позеленели, потемнели… Оптический обман? Да, скорее всего так и есть.

И, легко выкинув темную на время из головы, Ват Йет принялся отчитываться.

***

«Дрянь такая! И куда несет тебя, идиотка! И так проблем выше неба, еще и ты вступаешь когда не надо!»

Я ругала тьму все время, пока Ват Йет тер что-то с императором.

И Ват Йет козел, и эта дура… «Любимый»! Долбанутая, блин, идиотка! Нашла, что ляпнуть и кому! И момент еще выбрала! Видно же, что с Ват Йетом что-то не то. Может, муха какая покусала или простокваша с утра несвежая была…

Я злилась до трясучки, но вида не показывала. Тьма не отсвечивала, видимо, что-то понимала. Хотя что она там понимает… И с какого перепуга «любимый» то?

А еще я злилась на свое, то есть, Йолино тело. Ей было очень, очень приятно обнимать Ват Йета. Видимо, витаминов ЕБЦ не хватало. А я как всегда, за всех отдуваюсь.

Идиотизм.

Да еще и Сав придурок. То есть, очень умный и хитрый придурок. Знала бы раньше, я бы ему это ожерелье с камушками туда запихала, куда ни один проктолог не ходил… Но – поздно. И помощи мне ждать неоткуда.

Я шагала за Ват Йетом шаг в шаг, молчала и все время злилась. А потом, через пару часов он просто повернулся ко мне и приказал ехать к нему домой. В сопровождении доверенных людей. Да без проблем. Хоть отдохну.

Я была рада краткой передышке от него. И от Сава тоже. Они оба меня знатно достали. Поэтому я чуть не с радостными воплями погрузилась в мобиль…

Если бы я только знала, почему Ват Йет впервые оставил меня одну и отправил к себе домой, я бы сделала что угодно. Сбежала бы, бросилась с моста… Что угодно. Но я не знала.

Император Дигона оскалил зубы в страшной ухмылке. Дигонец-лекарь, склоненный до земли перед императором, всеми силами пытался не трястись от ужаса.

Магия Шестнадцати наконец вышла из-за граней исключительно энергетического мира и коснулась мира реального. Из-за того, что творил император, она мутировала так сильно, что ее нити можно было рассмотреть на лице самого Пилия. Издалека узор на его лице можно было принять за рисунок вен, которые кто-то подчеркнул красной ручкой, но вблизи… Струпья, язвы бугрились по лицу Пилия, уходили ниже, под воротник.

Лекарь знал, что такие раны причиняют страшную боль, но императору больно не было – ему было смешно. Он скривил рот в очередной улыбке.

– Ты бесполезность, – просипел он. Нити магии тронули тленом и его голосовые связки.

– Нет… Нет! Я знаю одно чудное лекарство! Оно замечательное, оно… Мне надо в свою лавку, там все есть… – залепетал лекарь, но Пилию было, в общем-то, плевать на то, что там бормочет этот жалкий человечек.

– Мне сейчас же нужно к источнику! Вылечи мое лицо, или умрешь, – просто сказал он, и на его пальцы, повинуясь приказу, выползло с десяток пауков. Несчастные живые существа! Все они были исковерканы, искорежены, но все равно жили, существовали. Не ели, не дышали, не плели паутину – это была совершенно другая форма жизни. Жуткая, страшная. Сам того не ведая, император Дигона открыл двери страшному магическому искусству – некромантии. Если бы он только знал… Хотя зачем обманывать самих себя? Даже если бы Пилий знал, к каким последствиям могут привести грязные игры с древней и чистой магией, он бы не отказался от мести, и история остановилась именно на этом моменте – ключевом, важном моменте, от которого зависело очень многое.

..Четверть часа спустя из дворца скакал во весь опор император Пилий Дигоная в сопровождении всего пары человек. Лицо императора было закрыто платком по последней моде островных государств, но Пилий делал это не из кокетства и желания понравиться придворным дамам – с некоторых пор на эту сферу жизни императору было плевать.

Платок умело прикрывал почти все лицо, кроме глаз, и шею, на руках красовались тонкие перчатки. Язвы и нарывы от нитей магии выглядели слишком жутко, чтобы их демонстрировать своим подданным.

Пилий не смог себя вылечить. Магия отказывалась подчиняться, как будто ее и не было никогда. А тот лекарь… Бесполезное создание, которое стало таким же бесполезным трупом. Вот и пришлось сломя голову нестись к своему донору.

У источника цвел миндаль, а под деревьями горками лежали лепестки. Орехи почему-то перестали вызревать, и деревья зациклились только на цветении. В воздухе пахло цветками миндаля, мятой и немного – влажной землей. И магией. Чистой, свежей магией, которая опять войдет в тело Пилия и сделает все, что он пожелает.

Поток искрящейся прохладной магии привычно вошел в тело императора. За ним еще один и еще. Одной порции магии было уже ничтожно мало для того, чтобы хоть что-то можно было сделать. После четвертого «вливания» упала с лица Пилия надоевшая тряпка, являя подданым идеально гладкое лицо. Ни язвочки, ни следа, ни нарыва! Не магия, а чудо!

Хмыкнув, император развернулся, чтобы седлать коня, но не заметил, как с руки соскользнул один из его питомцев-пауков. Упал на лист мяты, дернул подожженными лапками, съежился.

Он бы немедленно вернулся к хозяину, который не отдавал никаких иных приказов. Ведомый магией, привязанный ею к человеку, паучок бы привычно взобрался на жестокую ладонь, но…

Императорский конь был товарищем послушным, идеально объезженным, сильным и выносливым, привыкшим подчиняться своему седоку беспрекословно. Но ни одно животное на свете не способно потерпеть, если ему на бок села кусачая пчела, привлеченная ароматом цветущего миндаля. Жалобное ржание, взмах хвоста – и мятный листик отлетел прочь, прямо в сияющий источник. Вместе с ним в источник угодил и несчастный паучок. Шлейф исковерканной магии потянулся за ним следом и нырнул в прозрачную искрящуюся синь.

А Пилий, ничего не заметив, торопился вернуться обратно.

***