Дубль два - Олег Дмитриев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
До машины путь был недолгий и понятный — за створку плетня, и по нашим же, не успевшим выправиться и пропасть, следам по траве. Через ручей по сосенке, направо вдоль берега. И вот она, помесь лягушонки, коробчонки и Конька-Горбунка.
В багажнике аккуратно стояла большая сумка и две наволочки Алисы. На сумке сверху лежал пакет от бабы Раи. И тоже, наверное, мог пригодиться. Когда Ося отключит Сергия от своего, как он сказал, «капельного полива», вполне возможно, придётся некоторое время капать чего-нибудь укрепляющее привычными способами. Я вынул наволочки, поставив их прямо на мох возле багажника. Одна полегче, вторая потяжелее. А сумка чуть ли не пуд весом. Ладно, надо подумать, как это всё поудобнее распределить, чтоб сто раз туда-сюда не бегать.
За всей этой предсказуемой роскошью небогатого Алискиного хозяйства нашлись два предмета, оказавшихся сюрпризом. Небольшая прямоугольная сумка-холодильник и баул армейского типа, традиционного защитного цвета, крепкий даже на вид. Сумочка весила немного, а вот в мешке было килограммов двадцать, пожалуй. За одну ходку можно всё и не утащить, наверное. Да плюс в салоне ещё сумка с термосом и какой-то едой, которую нам с утра вручила Венера. И конвертик в бардачке оставлять было бы опрометчиво. Глушь глушью, конечно, но мало ли. Может, уже и в этих местах стали забывать о том, что чужое брать нехорошо, даже если хозяина рядом нет. В столице и её окрестностях об этом позабыли прочно и давно.
Наволочки привязал «ушами» к сумке, обе. Пакеты, бабы Раи и Венерин, прицепил на длинный ремень, что удачно нашёлся на термосумке. Баул закинул за правое плечо, определив туда же, но уже перед собой, обвешанный мешками «холодильник». На левое легли переметные сумы-наволочки. Тот, кто говорил, что своя ноша не тянет, прав был лишь отчасти. Мысль о том, что тут внутри какая-то еда и нужные вещи для Павлика, согревала. Но легче от этого вся эта сбруя не делалась ни на грамм.
На обратном пути ноги в мох уходили значительно глубже, чем по дороге сюда. Закрытая, наконец-то, на ключ, Нива смотрела вслед растерянными круглыми глазами, словно умоляя не задерживаться — одной тут, посреди глухого леса, ей явно было некомфортно. Хотя даже разглядеть её уже с пяти шагов было практически невозможно. Как и проскочили-то так далеко в такой чащобе? Не иначе — повезло.
Ствол золотистой сосенки подо мной, существенно прибавившим в весе, опасно прогибался, «играя» на весу. Я старался вспомнить, как можно погасить эти резонансные колебания, но ничего, кроме как ускориться и проскочить «мостик» поскорее, не придумал. Поэтому на «нашем» берегу врезался в толстую берёзу, обняв её сумками, будто в благодарность за спасение — без неё бы точно упал.
Ставень в плетне пришлось открывать шире — помимо веса, я и в габаритах ощутимо вырос. Закрывая его за собой, услышал в голове «Дядя! Ам! Ам!». Павлик, наверное, глаз с забора не сводил — ждал. Над трубой клубился еле заметный летом, в чистом светлом небе, дымок, больше чувствуясь обонянием, чем зрением. В окошке, раскрытом настежь, Алиса поливала из ковшика цветы. Волосы её были подвязаны какой-то светлой косынкой. Такой мирной и сказочной картинки я не видел, наверное, никогда. Ну, очень давно — совершенно точно. Помнится, как-то приехал после учёбы в деревню: вокруг темнело, отец щипал лучину возле крыльца, а мама на кухне не то пироги пекла, не то лепила пельмени. Было похоже. Давно это было. Очень.
Наволочки и сумку я передал сестре прямо через окошко. Новое неожиданное барахло разложили у крыльца, прямо на траве, начав распаковку с баула. Подарки от Шарукана привели в восторг всех, и даже меня. Павлик, схвативший в каждую руку по пакету с концентратом супа, и вовсе плясал. Ну, или старался удержать равновесие. Армейские сухпайки, они же — индивидуальные рационы питания, для него вряд ли представляли пищевую ценность, но зато в качестве игрушек подошли великолепно.
— Лис, смотри, чтоб белых таблеток не жевал, — предупредил сестру я.
— А что это? — спросила она, откладывая упаковку с белыми кругляшками, необычно толстыми спичками и штампованными жестянками подальше.
— Сухой спирт и парафин, насколько я знаю. Но в том, что это точно не съедобно — уверен, — ответил я, перебирая содержимое одного из раскрытых ИРП, как гласило название. Ну, с голоду точно не помрём. Не Националь с Метрополем, конечно, но усиленный рацион в наших условиях — вполне себе находка. А таких в бауле было три.
Кроме них, там лежало по пакету манки, гречки, риса, пшена и овсянки. Две больших пачки муки. Здоровая, литра на два, наверное, бутыль растительного масла неизвестного мне производства. А ещё соль, сахар и на самом верху — три свежих батона белого, и под ними две буханки ржаного. Я враз преисполнился глубочайшим уважением к Мастеру. Толк в обеспечении он явно знал. С таким продуктовым запасом можно было протянуть несколько недель где угодно, конечно. Особенно умилили яичный порошок и дрожжи, что нашлись на дне. Что делать с ними — я не представлял себе даже гипотетически. Зато Алиска чуть только в ладоши не захлопала, тут же пообещав, что завтра мы будем с пирогами. Это радовало.
В сумке-холодильнике обнаружились три бутылки молока, две некрупных курицы и пачка сливочного масла. Судя по температуре внутри, блоки с солёной водичкой, или чем там наполняли эти «холодильные аккумуляторы» могли продержаться ещё сутки примерно. А потом надо будет или быстро всё съесть — или выкинуть. Переводить продукты я не любил с самого детства. Такой вот суровый, но полезный, на мой взгляд, пережиток постсоветского периода. Это сейчас девяностые нравились многим. Преимущественно, тем, кто их не застал.
Крупы и мука заняли место на нижней полке, взгляд на которую теперь не удручал, а наоборот. Вытащив на улицу скрученные в трубку половики, по которым Алиса сейчас воодушевлённо колотила палкой, обнаружил в полу горницы крышку люка в погреб. Потянул за