Из тьмы - Елизавета Викторовна Харраби

или иную линию для дальнейшей связи с нужным отделом. Пришлось подождать. Звериный ор Кравченко заглушал половину звуков в динамике.

— Всё, Ян, я больше не звоню! Я не звоню, успокойся, прошу тебя, я выключил телефон!

— Не верю, — кричал Ян, — открой дверь, или я её выломаю! Джо, ты куда? Что? Хорошо. Даня, впусти меня, нужно вместе связать его, Джоанне одной не справиться. Не звони, Даня, умоляю. Не звони.

Роботообразный голос в телефоне затих. Даня колебался. Нужно было что-то нажать или сказать, но он не мог сообразить, что именно.

— Прошу прощения, вы слышите меня? Петропавловский переулок, одиннадцать, нужно вызвать психиатрическую бригаду, здесь человек… алло! Алло, меня слышно?

Связь была ни к чёрту. Кильман убрал телефон в карман брюк и беззвучно подкрался к двери.

— Даня, умоляю…

— Да выхожу я, выхожу.

Дверь медленно открылась, на пороге стоял Ян, весь красный и мокрый от пота. Он бросился Дане на шею и стиснул друга в тугих бесслёзных объятиях.

— Спасибо. Спасибо.

— Нам нужно съездить в ресторан по делам, вернёмся после обеда. Саша обещал сегодня приехать, он места себе не находит. А мы можем забрать Алису с продлённого дня, пусть они с Костей пока побудут в гостях у Чипировых. Не дай Бог, чтобы он совершил за это время что-нибудь необратимое. Не своди с него глаз.

Ян нахмурился, и его густые тёмно-рыжие брови, обычно прямые и спокойные, бессильно согнулись под тяжестью худой, тревожной и ничего не приносящей, кроме усталости, жизни.

— Ты не представляешь, как мне жаль его, — промолвил он.

— Бесконечно жаль. Но всё будет хорошо. Мы справимся.

***

В ту самую минуту Тёма доставал из-под кровати длинную толстую верёвку. Без малейшего осознания собственных телодвижений мужчина дрожащими руками плёл из каната какой-то невообразимый узел. Он ни о чём не думал. Смотрел в пустоту. И в пустоте стали появляться едва уловимые образы: орнамент на обоях превращался в многочисленные страстные Ритины поцелуи; одеяло поднялось с их брачного ложа и принялось гладить Тёму по плечам и бёдрам, что-то шепча ему на ухо; шкаф распахнул свои дверцы и выгнал на ковёр всю одежду, демонстративно бросив к ногам вдовца Ритину длинную коралловую юбку; ветер за окном всё отчётливее напевал мелодию смерти.

Смерть. Вот то самое слово, которое он не мог вспомнить — вот тот самый ответ на так долго мучивший его вопрос: «Что же дальше?»

Смерть.

«Рита хочет, чтобы я пошёл вслед за ней, — в такт ветру вторил Артемий, — Рита бы не оставила меня одного».

Красная юбка беспощадно жгла глаза. Он зажмурился и представил себе заветный Выход.

Тишина.

Мрак.

Красота.

Вдали звенят колокольчики, их мелодичные небесно-голубые трели перетекают в звуки маримбы, маримба играет всё громче и наконец превращается в грузное звучание контрабаса, а контрабас уже не играет, а вовсю ревёт, и ревёт, и стонет, как тысячи кающихся грешников, и голоса их сливаются воедино и образуют ступени лестницы, а ступени скачут и скачут в воздухе, забраться по ним трудно, но возможно, и Тёма нетвёрдой походкой идёт по ним, преодолевая одну рапсодию за другой, одну за другой, а музыка всё громче и бесконечнее, она оживляет и сводит с ума.

Впереди сияет Выход.

Тёма сделал ещё шаг, и вдруг земля уплыла у него из-под ног. Он покачнулся и едва удержал равновесие. Посмотрел вниз, на свои ноги. И, очнувшись, понял, что стоит на крутящемся офисном кресле на колёсиках. Кресло делало медленные тоскливые обороты, давая безумцу время оглядеть тёмную одинокую спальню. Тёма безразлично вперился взглядом в воздух, сам до конца не понимая, на что смотреть и зачем.

Но тут, наконец, он увидел. Кресло остановило свой выбор на люстре, где висела, томно покачиваясь, толстая петля из каната. Она ждала гостя. Петля — это Выход.

— Хорошо, — сказал Артемий.

Он сделал шаг навстречу гостеприимной хозяйке. Кресло и пол ему были уже не нужны — мужчина шагал прямо по воздуху. Он плыл и плыл, в упоении размахивая руками и ногами, смеясь и плача, любя и ненавидя.

— Хорошо! — повторил он.

Петля с нетерпением ждала его.

Мужчина покорно просунул в неё голову и намертво заковал шею в железные цепи опустошения. Теперь он делает последний шаг навстречу Рите. На счёт три: раз, два…

— Три, — поддакнула красная юбка.

И тогда потерявшее надежду тело сорвалось вниз, оставив позади все мучения горькой безлюбовной жизни.

***

— Тёма!!! О боже мой, о господи!

Ира визжала до потери сознания, билась в конвульсиях, молилась, изгрызала пальцы в кровь, видя перед собой уродливый бездыханный труп отца, и, обессиленная, рухнула на пол, когда на помощь прибежали остальные.

— Быстро, быстро, давай!

— Держи его здесь!

— Ну же, скорее!!

— Бедная Ира…

— Помоги мне! Клади на кровать, давай вместе, и-и-и… Great. Что дальше?

— Искусственное дыхание. — Ян повиновался своей же команде. — Чёрт, в третий раз я просто не выдержу.

— Со всеми случается.

Ян оторвался от губ брата:

— Побудь с Ирой, приведи её в чувства.

— Сам займись этой дурой, — буркнула Джоанна.

— Джо! Пожалуйста.

Ян вновь склонился над телом. Джоанна потопталась, подумала, затем ринулась к сестре. Паника слегка утихла, вскоре её сменили собранность, последовательность и трезвомыслие. Через пять минут человек был спасён.

— Тёма, ты слышишь меня? Ты меня видишь? — Даня махал перед ним руками.

Мужчина вяло моргнул и, превозмогая боль, попытался что-то сказать, но тут же закашлялся и сморщился от боли в горле. Шею сдавливало ожерелье из синяков и кровоподтёков, едва слышный сиплый голос буквально раздирал связки. Джоанна на мгновение заглянула в спальню, протараторила что-то о физическом благополучии Иры (близнецы не успели даже понять, русская это была скороговорка или английская) и покинула комнату ещё быстрее, чем вошла. Даниил набрал номер и безучастно пробубнил диспетчеру необходимый набор слов. Бригада подъехала через четверть часа, все необходимые процедуры были выполнены, и Тёму увезли в больницу.

Последним воззвать к разуму Артемия попробовал брат. Его метод был прост: равнодушие. Тёму оставили в лечебнице. Никто не навещал его на протяжении месяца. Он спрашивал у врачей, не заходил ли брат, не передавали ли записок, посылок, гостинцев. Индифферентные медики мотали головами. Рыжий заливала бесился, долбил кулаками в стены, ревел и брыкался. Скучал по дому. Умирать больше не хотелось.

В середине декабря его навестил Ян. Тёма встретил его разогретыми кулаками и криками: «Чтоб вы сдохли, твари несчастные. Это бесчеловечно! Убирайся к чёртовой матери!»

— Как скажешь, — пожал плечами Ян и направился к двери. Тёма остановил его:

— Вот так просто? Замечательно! Ну и вали!

— Если