Из тьмы - Елизавета Викторовна Харраби

же пожалел о сказанном. — Чёрт, прости, прости меня… Пожалуйста, не исчезай, Рита, я умру без тебя.

— А вот это первое условие: не умирай. Живи ради меня, твори ради меня, никогда не балуй себя унынием и скорбью. Пока ты веришь, что я жива, я обещаю жить.

— Хорошо, — вздрогнул Тёма, — хорошо, я буду жить сам и сделаю всё, чтобы твой образ жил вместе со мной.

— Второе условие, точнее просьба: брось пить.

— Я бросил! — взъерепенился Артемий. Рита недовольно покачала головой:

— Ненадолго. Ты не пил, потому что в клинике лежал. Где гарантия, что не сорвёшься?

— Да не сорвусь я!

— Обещаешь?

Марго взглянула на него так, как смотрела при жизни. Его всегда очаровывал этот взгляд, пронзительный, ясный, молящий и упрекающий одновременно. Он бы всё отдал, лишь бы только видеть этот живой взгляд каждый день. Тёма мгновенно сдался:

— Обещаю.

Она с благодарной радостью обняла его и продолжила уже совсем тихим голосом:

— Последняя просьба будет, скорее, и не просьбой даже, а самой настоящей мольбой. — Артемий про себя сделал смутное предположение, но не осмелился его высказать. За него это сделала Маргарита: — Возьми на воспитание ребёнка из детского дома, как мы и планировали.

Артемий опешил.

— Ты теперь живёшь за нас обоих, — Маргарита не дала мужу возразить, — поэтому я прошу тебя исполнить мою мечту.

— Я в жизни не думал становиться отцом, — пролепетал Тёма. — Прости, что молчал. Я не хочу детей. Не хотел. Наверное, ты догадывалась.

— Ты просто не любил меня, — равнодушно кивнула Маргарита.

— Марго, клянусь, любил. Зачем ты так говоришь?

— Любил, пока не женился? Это называется «мечтать о любви». Только брак ничего не изменил, не сделал твою влюблённость сильнее или чище, а лишь обнажил твою неспособность любить по-настоящему. — Прозрачной улыбкой она прогнала грусть с лица. — Но сейчас ты пообещаешь мне, что научишься любви ради меня. Возьми ребёнка на воспитание.

— Рита, ты сошла с ума, — он обречённо качнул головой. — Я не пойду на это в одиночку. Я не был готов, даже когда ты была рядом.

Девушка потупилась и смахнула пальцем слезу. После долгого угрюмого молчания Тёма покачал головой.

— Прости, я не могу. Ты просишь о невозможном.

— Что ж, ты прав, — Рита испустила шумный печальный вздох. Тёма не почувствовал ни малейшего дуновения, но вдруг по ушам его ударил резкий тёплый ветер. — Двух обещаний на сегодня предостаточно. Я и так взвалила на тебя непосильную ношу.

— Может, когда-нибудь я буду готов. Но сейчас я вынужден ответить отказом, потому что сам себя пока не способен простить.

— С кем беседуем, молодой человек? — бесцеремонно встрял малорослый сторож, параллельно с ведением диалога выковыривая пальцем из зубов остатки бутерброда. — Духов вызываем али как?

— Позвольте, у меня свидание с женой! — Артемий оскорбился не на шутку.

— Вот так история! — гоготнул старик и причмокнул губами. — Закрываемся мы, говорю! Время посещения закончено, как в больнице, ха-ха!

Тёме был настолько противен его слащаво-наглый тон, что он не задумываясь плюнул сторожу на сапоги и моментально выпорхнул из ворот. Разъярённый старик с угрозами бросился за ним. Рита залилась звонким одобрительным смехом, который тут же превратился в порыв сильного апрельского ветра и смахнул с лысой макушки сторожа кожаный берет. Старик принялся его ловить, и Тёме хватило этого времени, чтобы добежать до перекрёстка и скрыться из виду. Он наконец очнулся после долгого пьяного сна.

***

Вдовец вернулся домой таким счастливым, что Кравченко с Кильманами не узнали его; куда делся хандрящий, потерянный мученик, тоскующий по своей первой любви? Прогулка на зимнем кладбище, видимо, пошла ему на пользу.

— А вот и он, — воскликнул Даниил.

— Скажите, это была голограмма? — прямо спросил Тёма. Глупая широкая улыбка так и норовила появиться на его лице, но мужчина сдерживал себя изо всех сил. — Кто додумался до этого шедевра?

— Ты о чём? — недоуменно спросил Ян.

— Да так, — Тёма нервно засмеялся и ударился лбом о стену. — На самом деле, это не имеет значения. Главное, что действует. Не подумайте, что я сошёл с ума…

— Не волнуйся, мы уже так подумали, — улыбнулась Джоанна.

Тёма посмотрел на неё с благодарностью и шумно выдохнул:

— Так даже проще. Значит, можно ничего не объяснять!

Ирина выбежала из кухни ему навстречу, но мужчина прошёл мимо и, обращаясь в основном к Яну, сказал:

— Я должен работать, не беспокойте меня некоторое время. Обещаю, я ничего с собой не сделаю. Мне нужно лишь закончить кое-что.

— Тёма, подожди! — вскричала Ира и схватила мужчину за рукав. — Прошу, не уходи, расскажи нам…

— Обещаю, Ира, — отрезал Тёма. — Ты веришь мне?

Она не верила.

— Конечно, Тёмочка, — смиренно промолвила женщина и отпустила его рубашку, сложив на груди трясущиеся от необъяснимой тревоги руки.

Проигнорировав возражения Дани Кильмана, Артемий закрылся у себя в спальне и сел за компьютер. За двое с половиной суток, лишённых сна и еды, мужчина написал роман «Маргарита», распечатал его и перевязал бечёвкой. После изнурительной работы он спустился на кухню, пожелал всем членам семьи доброго утра, умыл лицо, перекусил и крепко обнял Иру, заплаканную и дрожащую, ни на миг не покидавшую их дом, а вместо того, чтобы ответить на её многочисленные вопросы, молча вручил ей кипу из четырёхсот листов. «Тут две пачки бумаги, надо будет купить ещё. Последние страницы пришлось напечатать на обратной стороне диссертации Яна», — извиняясь пробормотал Тёма. Затем взял пальто и отправился выполнять сразу третью просьбу — с первыми двумя, как ему показалось, он справляется неплохо.

До ближайшего интерната можно было дойти пешком за двадцать минут; Тёма так и сделал. «Наверное, на первый раз будет достаточно посмотреть на них со стороны. В конце концов это же просто знакомство». Он осторожно приоткрыл калитку и ступил на территорию интерната. Во дворе вовсю играли дети в сопровождении воспитателей. Через некоторое время его рыжие волосы привлекли внимание любопытного полноватого мальчика. Он радостно прискакал к Тёме, но тут же с криками убежал обратно к одноклассникам, что-то провопил одной из воспитательниц и скрылся за спиной девочки, что была постарше. Воспитательница с грозным видом подошла к охраннику, а охранник с ещё более грозным видом подошёл к Артемию:

— Иди отсюда, маньяк треклятый! Нечего мне тут детей пугать!

Мужчина пулей вылетел оттуда и, совершенно растерянный, побрёл по улице. Прохожие то и дело отшатывались от него, кто-то косо смотрел, а кто-то моментально отводил взгляд. «И как это понимать?» — подумал Тёма и вспомнил, что перед уходом даже не посмотрелся в зеркало. Он достал телефон, включил камеру и чуть не испугался