Царь царей - Дмитрий Александрович Билик

Когда дошло до настоящего свиста, ранее треснувшая печать развалилась окончательно. Не окажись над домом висящей бляхи, все еще подпитывающейся хистом Бедового, сложились бы и стены. К слову, забор уже разлетелся в разные стороны, будто выпотрошенные из коробка спички.

А между тем Соловей лишь входил в раж. Заемной силы по-прежнему оставалось чересчур много. Она словно провоцировала рубежника на мощные выбросы. И кощей не думал сдерживаться.

Правда, третий раз выдохнуть ему не удалось. Дверь распахнулась и из нее вывалились… существа. Дело в том, что человеком среди них был только Бедовый. А остальные представляли собой винегрет из нечисти разного калибра: лесной черт, бес, лихо и… ондатра.

Самой опасной среди всех была, конечно, лихо. Она исчезла, чтобы появиться уже возле Соловья и взять его за руку. На кощея накатила невероятная тоска. Захотелось свернуться клубочком прямо здесь. Но кто такая нечисть против кощея, да еще забитого до отказа промыслом? Тля.

Соловей отмахнулся свободной рукой, и лихо ожидаемо исчезла. Чтобы появиться возле него снова. Разве что теперь она успела все осознать. Ее единственный глаз удивленно расширился, а в следующее мгновение нечисть сдуло прочь мощным свистом.

Кощей развернулся, с отвращением пнув ногой чересчур прыткую водяную крысу. И та, почему-то с недовольным клекотом, больше подходящим какой-то птице, отлетела в сторону. Лесной черт чуть подрагивая — то ли от страха, то ли от вечерней свежести — бросился в атаку. И Соловей даже на мгновение перестал сопротивляться. Ему было действительно интересно, что способна сделать парурубцовая нечисть против кощея.

Оказалось, что фантазия лесного черта тоже весьма ограничена. Он, по всей видимости, сам не ожидал, что сможет добежать до рубежника. А когда добрался до него, то на мгновение замер, а потом принялся молотить руками по могучей груди.

Соловей с некоторой брезгливостью взял его за черную, поросшую волосом шкуру, и отбросил подальше. Не хотелось, чтобы даже капля этого мерзкого хиста оказалась в нем после смерти нечисти.

А вот бес поступил неожиданно. Он стоял, глядя, как его компаньоны один за одним расшибаются подобно кораблям о могучий мыс в виде рубежника. И вдруг, принявшись нечленораздельно браниться, побежал, быстро перебирая своими маленькими ножками. Но не к Соловью, а по направлению к лесу. Чем немало обескуражил двух оставшихся на ногах кощеев.

Правда, замешательство довольно скоро развеялось. Соловей повернулся к конечной цели своего путешествия и улыбнулся. На мгновение ему вдруг захотелось не просто уничтожить Бедового, а убить его голыми руками. Причем, убить красиво. А для этого имелся только один дар — кощеевский.

Соловей улыбнулся и завел одну из своих любимых песен. Настолько идеально составленную, что менять в ней слова было бы кощунством:

Ровный бег моей судьбы

Ночь, печаль и блеск души

Лунный свет и майский дождь

В небесах…3

При этом глаза его остекленели, конечности застыли в напряжении. Шевелились лишь губы, припечатывая Бедового к земле:

На заре голоса зовут меня!

У каждого рубежника кощеевский дар был своим, особенным. Под стать хисту. Если человек не оказывался глупцом, то мог возвыситься как никогда. После десятого рубца Соловей ждал долго. Несколько лет, пока хист рвался наружу, желая взять любую уже подходящую способность. И только спустя долгое время душа и разум Соловья смогли оформить уникальный дар. Полное угнетение личности любого одного существа, пока он поет.

Кощей медленно подбирался к согнувшемуся на земле Бедовому. Соловей знал, что рубежник сопротивляется, по крайней мере пытается. И в то же время понимал, насколько все эти попытки тщетны.

Он подобрался уже почти на расстояние удара. Еще мгновение, и тверской кощей был готов протянуть руку, чтобы переломить хребет. Или сначала вырвать конечности и смотреть, как хист, выплескивается из рубежника? Он еще сам не придумал, как будет убивать мальчишку.

Однако все мысли о скорой смерти внезапно отступили на второй план. Плечи лежащего перед ним человека медленно расправились, а сам он поднялся на ноги. Соловей осекся. Впервые за долгое время он сфальшивил, потому что забыл о том, что сейчас делает.

В голове мелькала только одна мысль, повторяющаяся раз за разом: «Невозможно, невозможно, невозможно». А следом он увидел подернутые белой дымкой, словно стеклянные глаза мальчишки и все встало на свои места.

Существовал единственный момент в жизни каждого рубежника, когда на него не действовало любое заклятье, способность, печать или проклятье. Момент обретения дара. Когда новая способность входила в тело рубежника. И идиот перед ним, самый везучий из ублюдков, каким-то макаром добился сейчас именно этого.

Если бы Соловей верил в совпадения, то сказал бы, что это самое невероятное стечение обстоятельств, какое могло только быть. Но кощей понимал, что все случающееся в жизни — лишь цепь событий, которые все равно рано или поздно произойдут. Даже обретение Бедовым кощеевского дара ничего существенно не меняло. Правда, все эти мысли промелькнули в голове Соловья до того момента, пока мальчишка не подпрыгнул и не взлетел, уже совсем не походя на человека.

1. Подразумевается песня «Увезу тебя в тундру» ВИА «Самоцветы» (прим. автора).

2. Подразумевается песня «Марш Буденного», написанная в 1920 г. Анатолием Д'Актилем. Песня для автора очень знаковая, потому что именно ее, к невероятному удивлению педагогического состава, он пел при поступлении в музыкальную школу (прим. автора).

3. В тексте используется песня «На заре» группы «Альянс» (прим. автора).

Глава 17

От автора: Приз на самую лучшую придумку уходит читателям с никами Елиас и Алангард. Они предложили в разных вариантах именно то, что я хотел, но никак не мог внятно обосновать. Просьба отписаться в личку или в комментах, чтобы предложить второстепенного героя.

От атаки содрогнулись стены, а печать треснула. Я все продолжал хлопать глазами, решительно не понимая, что именно мне делать. Ощущение, что снаружи находился рубежный экскаватор-разрушитель. Ну, такой как мультиках, с огромным шаром. Только, судя по всему, зачарованный.

Я всегда думал, что печати — это именно то, что способно уберечь от агрессивного внешнего мира. Выяснилось, что это мне все казалось.

— Надо выбираться отсюда, — неожиданно без всяких дефектов дикции произнесла Лихо.

У моей подруги была такая интересная особенность. Когда требовалось сказать быстро и четко, она внезапно забывала про свое заикание.

— Осталась еще одна печать, — ответил я ей, не желая признавать неизбежное.

— Пропадем, ох все пропадем. Чего ж ты, хозяин, сюда его привел? Бежал бы в Подворье! — засуетился бес.

— Не знаю, как-то не подумал. На