Пять шагов по облакам - Татьяна Устинова

Ничего! Ничего!.. Ей бы только выбраться, и она большеникогда, никогда не станет задерживать рукописи, будет всегда сдавать точно всрок, нет, даже раньше срока!..

Люк грохотал в пазах, лязгала щеколда с той стороны, иничего не менялось. Он не сдвинулся ни на один сантиметр.

Его нужно чем-то поддеть, поняла Мелисса. Поддеть, просунутьв щель какую-нибудь железку и попытаться отодвинуть щеколду. Но у нее не быложелезки!..

— Черт тебя побери!.. — закричала она. — Чтобы ты сдох,сволочь!..

Еще одна свеча догорела и погасла, и она подумала, что,когда все догорят, он придет за ней. Он знает, что свечи будут гореть долго, ипоэтому не приходит, а потом придет! Придет и сделает все самое страшное, чтотолько могло представить себе писательское Мелиссино воображение!

Она снова стала колотить, и вдруг какой-то звук, почтинеуловимый в грохоте, привлек ее внимание. Она насторожилась, как овчарка, иперестала колотить.

После грохота тишина показалась ей убийственной, но в этойтишине явственно слышались шаги. Там, наверху, кто-то шел.

Он шел и приближался к ее люку.

Все. Она не успела.

Свечи еще не догорели, а он пришел.

Он пришел и сейчас будет убивать ее.

Мелисса соскочила с кровати — матрас задребезжал и затрясся,— подбежала к алтарю и, обжигаясь над пламенем низких свечей, выхватила тусамую, длинную. Фотография свалилась, и неизвестно зачем Мелисса сунула ее вкарман джинсов.

Просто так она не дастся. Может, хоть обожжет, ослепит или,если повезет, сумеет ткнуть ему в глаз или в ухо, и… Господи, помоги мне!..

Шаги, шаркающие, похожие на старческие, были теперь надсамой головой. Еще ей показалось, что она слышит бормотание, невнятное и тожекак будто старческое.

На цыпочках, стараясь не дышать, она подошла к кровати,держа горящую свечу в руке. И оглянулась. На столе осталось всего несколькоогней, остальные догорели — должно быть, она долго лупила в потолок!.. По угламизвивались тени, наползали на середину склепа.

Скоро все кончится, сказала она себе.

Так или иначе, но кончится.

Шаги затихли, и некоторое время не было слышно ничего, лишьпотрескивание церковной свечи у нее в руке, а потом вдруг люк распахнулся.

Мелисса присела и сжалась, стискивая свечу.

Сейчас. Как только он начнет спускаться. Огонь в лицо и…

И…

Из лаза никто не спускался. Там было темно, еще темнее, чемв ее темнице, и ни звука.

Но кто-то же ходил там! Ходил, и бормотал, и открыл лаз!..

Мелисса прислушивалась изо всех сил. Пот тек по спине, а напальцы капал воск, словно свеча плакала у нее в руке.

Вдруг наверху вновь послышались шаги, шаркающие,неуверенные, но они не приближались, а удалялись от лаза.

— …сколько раз говорила, — послышался голос, — и говорила, иговорила Петруше! Только он не слушает меня, вот так-то, Олечка! Я ведь и тебеговорила, чтобы ты не выходила за него, а ты пошла! И пошла, и пошла, и чтотеперь получается? Мать во всем виновата? Да? А ведь Коля к тебе ходил, ходил,я знаю!..

Мелисса Синеокова перевела дух. Горячий воск попадал вранки, жег руки.

Олечка?! Коля?! Петруше говорила?! Выходит, он там не один,там целая… компания?!

Шаги все удалялись, и бормотание с ними.

— А чего же? Детишки, они и есть детишки, озоруют, а я развезверь?! Разве я стану в подвале их запирать? Петруша запрет, а я выпущу. Вчеразапер, я и вчера выпустила!.. Ох, грехи наши тяжкие, где же это онзапропастился, давно пора со станции быть!

Наверху заскрипело что-то, как будто кровать, и все затихло.

Мелисса дунула на свечу, сунула ее в нагрудный карманджинсовой куртки, поставила ногу на край кровати, так, чтобы можно былоопереться, и осторожно распрямилась. Голова у нее оказалась снаружи, и воздух,чистый и свежий, вдруг ударил в мозг так, что она покачнулась и схватилась закрай лаза.

Деревянная крышка была откинута, и в комнате темно, тольколуна лежала косыми полосами на грязном щелястом полу. Длинная, как баклажан,тень от Мелиссиной головы доставала до противоположной стены, на которой виселикакие-то цветные бумажки, похожие на фотографии из журналов.

Никого не было.

Мелисса задышала чаще, и голова прошла и стала соображать.

Нужно вылезти.

Вот только как? Она была высокой и, мягко говоря, не слишкомхудой, кроме того, подтягиваться отродясь не умела, за что всегда получаладвойки по физкультуре. Пятерки она получала только зимой, когда нужно было навремя кататься на лыжах. Вот кататься на лыжах она могла и тогда не получаладвоек.

Она вытащила локти, уперлась ими в пол с двух сторон от лазаи стала тащить себя вверх и поняла, что — нет, не вытащит. Нужно подпрыгивать ицепляться за доски, но это было почти невозможно, потому что ноги ехали по краюсетчатой кровати, да к тому же она обессилела от страха и отчаяния.

Она прыгнула, стараясь повиснуть на локтях, и не смогла.Руки скрутило острой болью, и она закрыла глаза.

Козлы!.. Алтарь со свечами! Он гораздо выше кровати, он дажевыше, чем обыкновенный стол!..

Но для того чтобы подтащить козлы, придется нырнуть вниз, впропасть, в подземелье, и оттащить кровать!..

Быстрее, быстрее! Кровь застучала в висках.

Со всего размаху Мелисса прыгнула вниз, навалилась накровать и отодвинула ее. Подбежала к козлам, смела с них все свечи, которыеупали и раскатились по полу, и поволокла козлы на середину. Они были оченьтяжелые, гораздо тяжелее кровати, а у нее совсем не осталось сил!

Она волокла, толкала, тянула, скулила и выла, и дотащила!..

Сдирая кожу на ладонях, она уцепилась за них, взобралась,подпрыгнула, подтянулась и оказалась наверху.

У меня получилось!.. Господи, спасибо тебе, у меняполучилось!..

Где-то в отдалении опять послышался шорох, и невидимый голоспроскрипел:

— А вы не озоруйте больше! Витя, Маша!.. Вот я все отцускажу, он вас обратно в подвал посадит! Витя? Это ты? А?

Мелисса затаила дыхание.

— Да где вас всех нелегкая носит! Завтракать пора, а Петрушана службу уехал! Где это видано, чтобы по выходным служба, да еще праздниксегодня, День красной революции!

Этот бестелесный голос, в темноте и тишине глубокой ночиговоривший, что завтракать пора, наводил такой ужас, что Мелиссу продрал озноб.