Пять шагов по облакам - Татьяна Устинова

— Бомба? Или что?

— Нет, не бомба, но…

— Американский президент нагрянул?! Или кто?!

— У меня… тут… — и Марьяна протянула Лере компакт-диск,сверкнувший на солнце жестким металлическим блеском. Диск был надет Марьяне напалец.

— Поняла, — сказала Лера, посмотрев на палец. — Наш БэзилGotten сделал тебе предложение руки и сердца и вместо кольца подарил диск. Да?

Константинов усмехнулся.

Марьяна таращила глаза умоляюще.

— Нет, нет, Валерия Алексеевна! Я… уходила, а когда пришла,у меня на бумагах этот диск лежал. Я его не помню, это не мой, и написано тут,видите: «С-бург, заказ май». У меня такого не было никогда. Я думала, может, выположили, может, там информация или графики…

— Какие еще графики, Марьяша? — спросила Лера и пристальнопосмотрела на диск. — Графики! «С-бург» — это, надо понимать, Санкт-Петербург?

— Скорее всего, — согласился Константинов.

— Я не знаю, — чуть не плача призналась Марьяна. — Я еговставила в дисковод, открыла, там сплошь какие-то файлы и с каким-то… страннымрасширением. Я такого не знаю. А один файл нормальный, я его открыла, а там…

— Там… — подсказала Лера, чувствуя неладное, — там что? Чтотам?

— Я… я вам лучше покажу.

Марьяна птицей порхнула за стол начальницы, чего раньшеникогда не делала, и Лера вдруг подумала быстро, что понятия не имеет о том,что происходит в этом кабинете в ее отсутствие. По крайней мере, Марьяна селаза стол так, как будто делала это много раз.

А может, и вправду сидела?..

Константинов подошел и стал у секретарши за плечом. Дисководсожрал диск с приятным жужжанием, наверное, именно так плотоядное растениезатягивает муху. Лера медлила, не подходила.

— Чертовщина какая-то, — сказал Константинов. — Правда,чертовщина!..

— Вот, Валерия Алексеевна! Вот! Слушайте.

— Алло, это булочная? — сказал компьютер голосом ВалерииАлексеевны Любановой. — Если это булочная, взвесьте мне кило булок и килоогурцов! Ах, в вашей булочной нет огурцов?! Тогда идите на фиг!

— Что-о-о-о?! — протянула Лера, и глаза у нее стали круглые,как у сороки. — Какая булочная?! Какие огурцы?!

— Алло, — продолжал компьютер, — это администрацияпрезидента? Дайте мне этого вашего президента! Ах нету у вас президента?! Нутогда дайте министра занюханного! Чего это он у вас в компах совсем не шарит,как ламак виснутый! — Голос Леры Любановой в компьютере, ее собственный голос,немного изменился, стал игривым, как всегда, когда она шутила. — Нарисуйте емуна коврике для мыши задницу покруче, может, он и научится в компах шариться!Сорри, но вы все давно устарели, и вам пора на помойку! Вы ведь дажепрограммить не умеете, а Кобол, да будет вам известно, придумала попастаятетка, круто шарившая в этом деле и похожая на меня, Валерию АлексеевнуЛюбанову! Так что хакер форева! Хакер форева навсегда!

— Вот, — сказала секретарша Марьяна беспомощно. — Вот этовсе, Валерия Алексеевна. Я не знаю, что это такое, откуда оно взялось, но яподумала…

Любанова была так ошарашена, что даже заговорить смогла несразу. Она только с ужасом и недоверием смотрела на компьютер, как будто оттудамог выползи тот, кто только что так отчетливо и ясно разговаривал еесобственным голосом.

— Наши программисты приехали? — ласково спросил Константинову Марьяны. — Ты их сегодня видела?

— Н-нет, то есть да, да, видела! Я утром из машины выходила,а они на стоянке… разговаривали о чем-то.

— Разговаривали, — повторил Константинов, как будто матомвыругался.

— Саша, что это такое?! — наконец произнесла Лера. — Кто этоговорит? Это же не… я! Я ничего такого никогда… не говорила!

— Это голосовая программа, — сказал Константинов. — Цифроваяподделка твоего голоса. Очень неплохая, между прочим. Виртуозно сделано. Пойдуя, Лер, дойду до наших крутых хакеров. Если поймаю, ухи начисто пообрываю,клянусь, ей-богу!

— Ты думаешь… это они?!

— А ты думаешь, это кто? Про начальницу Любанову, котораяпохожа на крутую тетку? Кстати сказать, вот тебе и ответ на вопрос, кто звонилЛевушке Торцу.

— Кто?! — крикнула Лера.

— Компьютер, — сказал Константинов.

* * *

И тут он понял, что это все всерьез.

Даже слишком всерьез. Должно быть, он поздноватоспохватился, потому что к тому моменту, когда в нем взыграла осторожность пополамс милосердием, Мелисса уже тяжело дышала, висла на нем и пыталась расстегнутьего джинсы.

— Мила, — сказал Василий Артемьев довольно строго. — Что тыпридумала?..

Она не ответила. Она только отступила, примерилась и сновавзялась за дело. То есть за него, Василия Артемьева.

— Тебе нельзя, — пробормотал он, смущенный ее натиском. — Тыслышишь?.. Тебе нельзя! У тебя… стресс.

— У меня нет стресса.

— Ну, был. У тебя был стресс. Сильный. Ты… много пережила, итебе нельзя. — Он сглотнул. Рот был сухой. — Тебе нужен отдых.

— Мне нужен ты, — сказала она. — А больше мне ничего ненужно.

Ну как он мог объяснить!..

Мелисса и не слушала. Она целовала его в шею, становилась нацыпочки, чтобы дотянуться повыше, а он ничем ей не помогал, стоял, прямой какпалка, и даже руки по швам сложил, чтобы не трогать ее.

Нет, не так. Чтобы не дотронуться случайно.

Она засунула руки ему под майку и гладила спину, живот игрудь, и там, где проходили ее пальцы, оставался след, словно она проводилаутюгом.

— Мила, перестань! Я не хочу.

— Зато я хочу.

С той самой минуты, когда Василий Артемьев примчался за нейна заправку на Кронштадтском шоссе, где она сидела в будке у толстойдевушки-заправщицы и пила чай, у него в голове будто что-то сместилось.

Он стал с ней осторожен и нежен, как платная сиделка вбольнице.

Он приносил ей ромашковый чай, бинтовал руки, мазал зеленкойссадины и ни о чем не расспрашивал. Он бы вообще ни о чем так и не сталузнавать, если бы она сама ему не рассказала. Она рассказывала, а он слушал имолчал.

Он промолчал все время, что она говорила, сидя в их общейпостели, широченной, как небольшое футбольное поле, натянув на голову одеяло.По-другому она не могла говорить о том, что с ней было.

О том, как она лежала в подвале, о том, как выпила какой-тоотравленной воды, о том, как на алтаре из грубо сколоченных досок горели свечи,много свечей, а она не могла разлепить глаза и губы, потому что они были чем-тоизмазаны…