Золотые пилигримы - Остап Иванович Стужев

* * *

Вильнюс, Литва. Брюссель, Бельгия. Октябрь 2012 года

За последние полтора года офицеру разведывательного управления НАТО уровня QF-7 c оперативным псевдонимом Ян не удалось провести в своем родном Вильнюсе ни одного дня. Айварас Гунтас был круглым сиротой. Фамилию и имя дала ему торопившаяся после смены домой акушерка, шариковой ручкой написавшая понравившееся ей сочетание на желтовато-коричневом клочке клеенки, привязанном к ноге новорожденного. Теперь, по прошествии сорока трех лет, так и не обзаведясь семьей, Айварас все реже приезжал в этот город по зову сердца.

Причиной его визита стали незначительные формальности, необходимые по службе. До последнего времени въезжать в Россию лучше всего было по легальным документам, но сейчас миграционные службы лютовали. От него, как от гражданина европейской страны, могли потребовать справку об отсутствии ВИЧ-инфекции. О прочих несуразностях лучше было даже не вспоминать. Проще и целесообразнее было получить паспорт одной из стран Карибского бассейна. Оставив эти заботы сотрудникам управления прикрытия, он просто решил отдохнуть, гуляя по старому городу и наслаждаясь свалившимся на него одиночеством и тишиной.

Дни стояли дождливые. Темное, низко висящее небо, характерное для осенней Литвы, успокаивало и умиротворяло. Это помогало ему собраться с мыслями и перестать волноваться. За двадцать с лишним лет после падения Берлинской стены, которое праздновали с ликованием, все заметно изменилось. В кабинеты натовских начальников пришли новые люди со своим видением стоящих перед ними задач и своим толкованием новейшей истории. Любые пацифистские настроения встречались в штыки. Постепенно — сначала в головах, а потом и в виде официальных, строго засекреченных бумаг — стали появляться планы, о которых еще пару лет назад никто бы даже не заикнулся. Поднимаясь по карьерной лестнице семимильными шагами, Айварас, и сам был не прочь разыгрывать эту карту ненависти к своему восточному соседу. Кто отказывается от козырей старшей масти?! На сегодняшний день, считая себя профессионалом высокого класса, он придавал все меньше значения нестыковкам в риторике пропаганды, если конечная цель была понятна и отвечала его личным интересам. Умение отстраниться от решаемой задачи и посмотреть на действующих лиц с нового ракурса давало ему неоспоримые преимущества. Совмещая в себе навыки аналитика и диверсанта, Айварас Гунтас стал заметной фигурой в управлении и после того, как на него обратили внимание американцы, подключился к секретной миссии по внебюджетному финансированию групп влияния на политику стран СНГ.

Сойдясь близко с Джеком, американцем, идентифицировать личность которого со стопроцентной точностью никому никогда не удавалось, Гунтас еще сильнее убедился в справедливости высказывания литовских политиков о негативной роли московитов в истории его страны. Джек был интеллектуал и эрудит и со свойственным таким людям цинизмом умел давать меткие оценки людям и текущим событиям. После включения в их команду перекаченного бультерьера с рыбно-шахматной фамилией литовец почувствовал сначала укол ревности, а с течением времени нараставшую, словно снежный ком, досаду. Два американца, немедленно объединившись, начали устанавливать новые правила взаимоотношений в группе, оставляя ему незавидную роль полуприслуги для колки льда и подачи стаканов с виски. Эти мелкие междоусобицы следовало прекратить как можно скорее. Если его роль в грядущих геополитических изменениях мог бы сыграть кто-то еще, то в планируемой на ближайшее время московской схеме по выводу крупных активов Гунтас был незаменим. Только у него был выход на ключевого игрока, способного повести всю сделку в правильном направлении, путая и сбивая с толку всех участников предстоящей драмы.

По природе недоверчивый и подозрительный, Гунтас машинально подмечал малейшие детали в походке и манере одеваться всех, кто попадался ему на глаза этим сентябрьским утром. Сидя на лавочке в парке Бернардинцев с планшетом в руках, он просматривал новостной портал «Литовская трибуна», когда ему пришел первый за последние сутки месседж от Джека. После нескольких минут переписки литовец встал и, все так же машинально распределяя прохожих по ячейкам своей памяти, отправился к себе собирать чемодан. В отличие от Фишера, аэропорты его ничуть не раздражали, и он рассчитывал поесть мидий с картошкой фри в Брюсселе уже через несколько часов.

Пользуясь привилегиями чиновника, Айварас Гунтас, теперь уже с документами Яна, получил билет на первый ряд бизнес-класса ближайшего рейса до Брюсселя в аэропорту из специальной брони. Посадка на рейс закончилась пять минут назад, и служащей аэропорта пришлось проводить его по рукаву до самого самолета. Закинув ручную кладь на багажную полку, он попросил стюарда принести бутылку минералки и стал смотреть в иллюминатор, спрашивая себя, на сколько дней или лет стоит попрощаться с этим городом, так и не ставшим ему родным. Или переставшим быть родным уже потом, когда, узнав правду о своем рождении, он сидел за письменным столом, обхватив голову руками и чувствуя ладонями кровь, пульсирующую во вздувшихся на висках венах.

В две тысячи третьем году Айварасу Гунтасу должно было исполниться тридцать четыре года. В точности даты своего рождения он не был уверен. Род его занятий открывал перед ним множество тайн, частных и служебных. И все эти секретные данные полностью перечеркивали газетные или любые другие доступные простолюдинам источники информации. Ведь что такое история? «Наука, изучающая прошлое!» — ответят вам записные умники. Используя в объяснениях одного понятия подмену его другим, можно долго морочить голову бессловесным простакам, главное — не поверить в это самому. Поэтому Гунтас всегда только отшучивался, когда коллеги по службе, сверившись со своими пометками в записных книжках, спешили поздравить его с праздником, который он ненавидел так же сильно, как любил свою мать, хотя видел ее только на фотографии, да и то сделанной в психиатрической больнице Каунаса. У него не было воспоминаний о ней. Он никогда не видел ее живой, но однажды ему стала известна правда о ней, о своем возможном отце и о самом себе. Когда вместе с повышением по службе ему стали доступны коды к более высокому уровню доступа, Гунтас содрогнулся от диссонанса между реальными событиями и той «историей», которую в угоду политической выгоде искусные манипуляторы поместили в сознание его поколения. Какое-то время он ходил на службу словно робот, неспособный решить, что делать дальше. Роль тени отца Гамлета в его случае исполнила машина, сохранившая в своих железных мозгах страшную историю, записанную двоичным кодом. Ничего не оставалось, как жить с этим, сделав определенные поправки в своих взглядах на происходящее вокруг.

Тогда, перечитывая написанное раз за разом, Гунтас наконец понял, что они дошли до него по чистой случайности. Факты о таких событиях могли сохраниться в свободной Литве после тысяча девятьсот девяносто первого года исключительно по