Дубль два - Олег Дмитриев

который до сих пор почему-то отказывался умирать. Но чтобы подтвердить предположение, надо было понять его язык. Речь. Для этого оно должно было принять меня. В этом оставались сомнения.

Но мысль я додумывал уже на ходу, огибая многоярусную конструкцию по часовой стрелке. Наконец, нашлось нужное углубление. Чиркнув по подушечке на левой ладони, где-то под мизинцем, убедился в том, что нож был заточен на славу. Боли почти не было, зато кровь потекла щедро, от души. Вода в банке окрасилась почти сразу. Прижав порез к губам, я осторожно вылил всё в сухой «рот», который неизвестно сколько времени не видел воды. А всё Дерево — света. Интересно, их в этих случаях «кормить» тоже надо дозированно, как людей после долгой голодовки?

Привалившись к стене за лавкой и замотав ладонь какой-то найденной внизу тряпкой, вроде бы даже чистой, я стал ждать. Время текло медленно. Кажется, даже стрелка над циферблатом ползла гораздо ленивее обычного. Минуты шли, но ничего не происходило. Пропали куда-то все до единой мысли. Я просто ждал.

— Помолчать пришёл? — мысль, «прозвучавшая» недовольным тоном, если такое бывает, заставила вздрогнуть. — Ну, посидим, чего не посидеть-то?

Не было никаких откровений, видений или прозрений, ни исторических, ни естественно-научных. Древо просто обозначило, что пока живо. И может «говорить». Но не горит желанием.

— Здравствуй, Осина. Дуб поклон передавал, — мои мысли звучали осторожно. И решительно по-идиотски.

— Передал уж. За свет, воду и кровь спасибо. Зря, конечно, но благодарю. Зачем пришёл? — общительным и доброжелательным собеседник не казался.

— Пока ехал — не знал. Теперь знаю. Хочу внучке и правнуку дедушку показать. Живого, — кивнул я на вершу, что лежала на полу почти касаясь узким концом, где были ноги, «этажерки» с прутиком наверху.

— Странные вы, человечки. Ну веди, показывай, раз охота, — наверное, это был сарказм. Неожиданно.

Я сидел на лавке в амбаре и мысленно общался с сущностью или даже явлением, видевшим динозавров так же, как меня сейчас. Пережившим эпохи, о которых, пожалуй, и учёные не догадываются до сих пор. Испытавшим столько всего, что и представить невозможно. И сохранившим чувство юмора. Пусть и весьма своеобразное. Значит, шансы оставались.

— В таком виде он им, конечно, тоже нужен. В красном углу поставят, пыль протирать будут, о высоком думать. Но если бы вышла удача чуть больше жизни в него добавить — ещё лучше стало бы. Обнял бы внучку. Правнука на руки взял…

Я чувствовал, что иссушенный дед в клетке слышит нас. Но молчит. И почему не вступает в наш слабо конструктивный диалог — не понимал.

— Мы оба устали, человечек. Смертельно, тяжко, невыносимо. И страшно давно. Он пришёл ко мне очень много лет назад. По вашим меркам, конечно. Мы жили мирно и дружно. Многое бывало. Но после той чёрной жертвы… — мысль оборвалась.

А какого, интересно, чёрта тогда вы оба меня звали, дорогу показывали? Я вытянул руку и попробовал нащупать реечку, чтобы закрыть отверстия для солнечного света на крыше.

— Погоди… Дай ещё чуть… — на этот раз «тональность» мысли показалась мне немного смущённой. Интересное кино. Жить мы, выходит, не хотим, но кушать любим? Значит, шансов становилось больше.

Я убрал ладонь с деревяшки, механизм действия которой понимал лишь очень примерно, чисто теоретически. Как и весь процесс «кормления» солнечным светом. В котором принимали участие собственно свет, невидимая мне система зеркал и, наверное, линз, и древнее Древо, судя по всему, выжившее из ума.

— Я тебя слышу вообще-то, человечек! — теперь мысль «звучала» обиженно.

— Прости, Осина. Я волнуюсь за старика. Мне не так много лет, как ему или тебе. За последние два дня я узнал слишком много нового, и это мне тоже спокойствия не прибавляет. Как и тот факт, что я веду застольную беседу с деревом, на котором удавился Иуда Искариот, — в этом внутреннем диалоге трудно было о чём-то умолчать.

— Сказки это! Откуда там осины? Ехуда Ишкер повесился на багряннике. Только зря, потому что отравили его заранее, можно было и без верёвки обойтись. Вечно вы, человечки, торопитесь куда-то, — в отсутствующей при такой беседе интонации мне всё равно чудилось брюзжание.

— Живём мало, а успеть многое хотим. Детей растить, внуков нянчить, — я пробовал не отклоняться от основной темы, что лежала в корзине между мной и пнём.

— Сам ты пень! Имей уважение, в конце концов! — громыхнуло в голове так, что даже в глазах потемнело.

— Скажи, как помочь деду, — наконец, мне удалось так оформить мысль, чтобы она точно никуда не отклонялась. Наверное, доведись общаться на Речи чуть больше, чем второй раз — получалось бы лучше и быстрее.

— Сам захотеть должен сперва. А он давным-давно раздумал. Слишком долго по вашим меркам под Солнцем ходил. Любил многих, спасал, помогал. Да всех в землю свёл. Вот и сам теперь следом собрался, — теперь эмоций не было вовсе. Просто изложение сути, сухо, ничего лишнего.

— У него внучка-красавица сейчас избу метёт. Или уже домела и полы моет. Заблестит дом, давно там женской руки не было, — начал я издалека, не сводя глаз с головы старика. — А правнук — толковый парень. Это он меня научил, как сюда добраться, сам я не сообразил. Речью владеет, а ему всего год и три! Помочь надо мальчишке, подсказать.

Тут я честно не смог бы ответить, спроси меня Древо, о каком именно карапузе шла речь — о Павлике или о Ярике. Помощь и подсказки нужны были обоим, и чем быстрее — тем лучше.

— А то я ничего толком не умею. Дрянь чёрную как-то вывел из него. Из Алиски — Мастер помог, но, сказал, надо баней закрепить. А я ж не знаю как!

Если глаза, привыкшие к полумраку, не врали — у деда едва заметно дёрнулась борода.

— Успеть-то я еле успел, Павлику день-два от силы оставалось, как Шарукан сказал, — продолжал я давить. И, кажется, заметил, как чуть шевельнулась губа. Как это было возможно — и представления не имел, но, судя по всему, как-то работало.

А сам вдруг внезапно понял, что мне в кои-то веки нужна помощь, и я не боюсь и не стесняюсь о ней просить. Наверное, это проявился какой-то новый навык, появившийся в связи с общением с высокоразвитыми, хоть и маломобильными существами. Раньше мне для того,