Вино из одуванчиков - Рэй Брэдбери

— Обними меня, Лавиния, мне холодно, ужасно холодно, вжизни не было так холодно!

Лавиния обняла Франсину; а между тем по сухой до хрустатраве шагали полицейские, под ногами метались пятна света от карманныхфонариков, звучали приглушенные голоса; время близилось к половине девятого.

— Прямо как в декабре. Свитер бы надеть! — неоткрывая глаз, сказала Франсина и прижалась к подруге.

— Теперь вы обе можете идти, уважаемые, — сказалполицейский. — А завтра прошу зайти к нам в участок, у нас, наверно, будутк вам еще кое-какие вопросы.

И Лавиния с Франсиной пошли от полиции и от белой простыни,которая прикрывала теперь нечто неподвижное, простертое на траве.

Сердце Лавинии отчаянно колотилось, ее тоже насквозь, досамых костей пробирал холод; в лунном свете ее тонкие пальцы белели какльдинки; и ей запомнилось, что она всю дорогу что-то говорила, а Франсинатолько всхлипывала и жалась к ней.

Внезапно вдогонку послышался голос:

— Может, вас проводить?

— Нет, мы дойдем одни, — ответила в темнотуЛавиния, и они пошли дальше. Они шли по оврагу, тут все шуршало и словно бынастороженно принюхивалось к ним, перешептывалось, стрекотало и потрескивало, акрошечный островок, где остались огни и голоса, где люди искали следы убийцы,затерялся далеко позади.

— Я никогда раньше не видела мертвых, — сказалаФрансина.

Лавиния вгляделась в свои часы, словно они были бог весть вкакой дали, словно собственное запястье оказалось за тысячу миль от нее.

— Сейчас только половина девятого. Захватим по дорогеЭлен и пойдем в кино.

— В кино?! — Франсина отшатнулась.

— Непременно. Нужно забыть все это. Нужно выкинуть этоиз головы. Если сейчас вернуться домой, мы все время будем об этом думать. Нет,пойдем в кино, как будто ничего не случилось.

— Лавиния, неужели ты серьезно?

— Еще как серьезно. Нужно забыть, нужно смеяться.

— Но ведь там Элизабет… твоя подруга… и моя…

— Ей мы уже ничем не можем помочь; значит, надо думатьо себе. Пойдем.

В темноте они стали взбираться каменистой тропинкой посклону оврага. И вдруг перед ними, загораживая им дорогу, не видя их, потому чтоон смотрел вниз, на движущиеся огоньки и на мертвое тело, и прислушивался кголосам полицейских, вырос Дуглас Сполдинг.

Он стоял, беспомощно опустив руки, белый как мел от лунногосвета и, не отрываясь, глядел вниз, в овраг.

— Иди домой! — крикнула Франсина. Он не слышал.

— Эй, ты! — завопила Франсина. — Иди домой,уходи отсюда сейчас же, слышишь? Иди домой, домой, ДОМОЙ!

Дуглас вскинул голову и уставился на них невидящими глазами.Губы его подергивались. Он промычал что-то невнятное. Потом молча повернулся ибросился бежать. Молча бежал он к дальним холмам, в теплую тьму.

Франсина снова всхлипнула и заплакала и пошла дальше сЛавинией Неббс.

— Ну, наконец-то. Я уж думала, вы совсем непридете! — Элен Грир стояла на крылечке и нетерпеливо притоптывала ногой. —Вы опоздали всего лишь на какой-нибудь час. Что случилось?

— Мы… — начала было Франсина. Но Лавиния крепкостиснула ее руку.

— Там ужасный переполох. Кто-то нашел в овраге ЭлизабетРэмсел.

— Мертвую? Она… умерла?

Лавиния кивнула. Элен ахнула и схватилась рукой за горло.

— Кто же ее нашел?

Лавиния крепко сжимала руку Франсины.

— Мы не знаем.

Три девушки стояли в сумерках летнего вечера и смотрели другна друга.

— Мне почему-то хочется войти в дом и запереть вседвери, — сказала наконец Элен.

Но в конце концов она пошла только надеть свитер; было ещетепло, но и она вдруг почувствовала, что зябнет.

Едва она скрылась за дверью, Франсина зашептала, как влихорадке:

— Почему ты ей не сказала?

— Зачем ее расстраивать? — ответилаЛавиния. — Успеется. Завтра скажу.

Три подруги пошли по улице под чернильно-черными деревьямимимо внезапно замкнувшихся домов. Как быстро разнеслась страшная весть — изоврага, от дома к дому, от крыльца к крыльцу, от телефона к телефону! И вот ониидут и слышат, как защелкиваются дверные замки, и чувствуют на себе взглядытех, кто прячется за спущенными шторами. Как странно: был обычный вечер, стрещотками, хлопушками и мороженым, руки пахли ванильным кремом от москитов — ивдруг детей точно вымело с улицы, они побросали все свои игры и разбежались подомам, их упрятали в четырех стенах, за плотно занавешенными окнами, и толькоброшенные хлопушки валяются в лимонных и земляничных лужицах растаявшегомороженого. Странно: душные комнаты, там, за бронзовыми дверными молотками иручками, битком набиты, люди задыхаются, все в испарине. Бейсбольные мячи ибиты валяются на пустынных лужайках. На раскалившемся за день тротуаре, откоторого идет пар, не дорисованы белым мелом «классы»… Точно секунду назадкто-то объявил, что сейчас грянет трескучий мороз.

— Мы просто сумасшедшие! Надо же — в такой вечербродить по улицам! — заметила Элен.

— Душегуб не убьет сразу трех, — ответилаЛавиния. — Втроем не опасно. И потом, бояться еще рано. Он убивает не чащеодного раза в месяц.

На их перепуганные лица упала тень. За деревом кто-то стоял.И словно кулак обрушился на клавиши органа — все три пронзительно вскрикнули наразные голоса.

— Ага, поймал! — зарычал густой бас.

И вот перед ними человек. Стремительно выскочил на свет ихохочет. Прислонился спиной к дереву, за которым только что прятался, указываетна девушек пальцем и знай себе хохочет!

— Эй, вы! Это я и есть Душегуб!

— Фрэнк Диллон!

— Фрэнк!

— Фрэнк!

— Фрэнк, — сказала Лавиния, — если вы ещекогда-нибудь выкинете такую дурацкую шутку, пусть вас изрешетят пулями.

— Как не стыдно! — И Франсина истерическизарыдала. Улыбка сбежала с губ Фрэнка.

— Прошу прощенья, я никак не думал…

— Уходите! — сказала Лавиния. — Разве вы неслыхали про Элизабет? Ее нашли мертвую в овраге. А вы бегаете по ночам ипугаете женщин. Молчите, мы не хотим больше слышать ни слова.