Человек из Оркестра - Галина Муратова

ней такой укол, о булавку, которая расшпилилась и уколола — неожиданно и больно. И, казалось бы, какие пустяки, кто-то окликнул кого-то: «Андрей, ты? Лазуткин! Ты?»

Возле нее обнялись двое мужчин. Похоже, они давно не виделись.

Но ее уколола знакомая фамилия. С ней когда-то учился в институте, а потом был отчислен за неуспеваемость, вот такой полный тезка.

Мужчины все еще стояли, в радости встречи, похлопывали друг друга, а она внимательно всмотрелась в одного из них.

Он стоял у открытой дверцы дорогого автомобиля, стриженая голова его озорно улыбалась ежиком.

И вся внешность его кричала о том, что все с ним в полном порядке.

Она вдруг поняла, что несказанно рада благополучной жизни этого человека. Он даже не смотрел в ее сторону, а если бы и глянул, то вряд ли узнал в толстой тетке однокурсницу, которая помогала ему придумывать этюды. Ему они никак не давались. И вообще, он редко ходил на занятия, все больше красиво попивал, вел себя довольно свободно. Хотя институт, где они учились, был творческим, мастерская была немноголюдной. И пьянство Андрея было вскоре замечено. И как-то ее, старосту, попросил на беседу их мастер, интеллигентный пожилой и тихо спросил у неё: «Пьет?»

И она, чуть смутившись, подтвердила: «Пьет».

Она просто сказала правду. А ведь могла сказать «не знаю». Но сказана была правда.

Она вышла тогда из аудитории, и ей было неприятно, что её подловили на правдивости ответа. Она поморщилась, но как-то дела отвлекли ее, и она забыла о случившемся.

Андрея не допустили к экзаменам из-за прогулов и хвостов. И вскоре он был отчислен. Он как бы и не понял случившегося. Выпили водочки за расставание — и все.

Она тогда даже пробовала поставить нерадивого студента на путь истинный. Но Андрюша уехал в свой город. У него истина гуляла по другим путям.

И как-то все, и она тоже, забыли о нем очень скоро. И теперь, видя его у дорогого авто, она вдруг рванула к нему, совсем неожиданно для себя, искренне и с дрожанием от страха в голосе, шагнула к нему и, не глядя ему в глаза, сказала, затянувшись сигаретой.

— Прости меня, Лазуткин.

Андрей повернул к ней стриженую голову и удивительно приветливо сказал:

— Вы ошиблись…, — и продолжил свою мужскую беседу с приятелем.

— Ошиблась, — выдохнула она сигаретный дым. — Простите.

И отошла, почти подпрыгивая, перебежала на ту сторону улицы, шла, торопясь, и чувствовала как все легче и легче ступают ее ноги в тяжелых старых сапогах.

Она четко, в необычайно свежих красках, вспомнила свой ответ тогдашний мастеру.

Обошлось все. С Андреем. А вот с ней — не очень. Столько лет она сожалеет о своем правдивом как бы ответе. Правильнее было промолчать, или сказать «нет» или «не знаю». Но она сказала то, что от нее хотели услышать. Вот она, та самая булавка в ее шлейфе.

И она вдруг физически ощутила, как расщелкнулась булавка, и тяжелый мрачный шлейф стал легче и короче. И ноги понесли ее к метро, где она, толкаясь, вошла в вагон электрички, и все в ней гремело от хорошего веселого чувства. Ну, и пусть. Что он не узнал. Она-то ничего не перепутала.

Она его узнала. И была рада возможности убедиться, что ничего худого с ним не случилось. А только с ней.

Войдя в свой дом, она сняла тяжеленные сапоги и почему-то решила, что не будет их больше носить.

Прошла на кухню. Не зажигая свет, стала смотреть на темный заснеженный дворик. И думалось ей о себе с грустью и нежностью. Она даже чуть поплакала в темноте.

Во двор въехала чья-то машина, осветила фарами двор, и свет этих фар выхватил написанное из баллончика каким-то отчаянным оптимистом — «мусор в окна не бросать!!!»

Она улыбнулась и аккуратно притушила сигарету в переполненной пепельнице.

А Лазуткин подъезжал к роскошному дому в три этажа. Въезжал осторожно в раздвигающиеся для него ворота и вдруг вспомнил почему-то толстую тетку в стоптанных сапогах.

И сказал, обнимая жену, которая выбежала ему навстречу:

— Знаешь, я города стал бояться. Там бродят такие тетки…

И они рассмеялись и пошли в дом, обнявшись.

И Андрей стал у окна и, глядя на яркоосвещенный просторный двор, обнаружил, что все еще думает об этой тетке, которая просила у него прощения. Так трогательно. Жаль, что она обозналась. Но вот интонацию её голоса, дрожание его — надо запомнить. В спектакле пригодится. Нужная интонация.

И Андрей записал что-то в толстую свою записную книжку.

Ландышевая тетрадь,

24 марта 2021

Успешный

Он был во всем не прав. Сидел, далеко вытянув ноги и удобно положив одну на другую. Четко были видны чистые подметки белых кроссовок. И было понятно, что он давно не ходит пешком, а ездит на машине. Одежда его была дорогой и классной. О том же кричала оправа очков с дымчатыми линзами. Он был нагл до простоты, и в этом странный вызов тому, кто был за экраном, за объективом телекамеры.

Гришкин знал, что на него смотрят, но это его не только не смущало, а — наоборот, как бы поднимало надо всеми. И высота эта, похоже, очень нравилась Гришкину, и он брызгал в лицо ведущему программы этим своим удовольствием, легко отвечая на не всегда деликатные вопросы.

Гришкин прославился талантом литературным. В свои неполные сорок лет он уже был известным за рубежом, аж в самом Голливуде. Ну и тут, его ценила продвинутая публика за острые слова, да и что говорить — за весь его стиль наглый, как в поведении, так и в творчестве.

Гришкин, ничуть не чураясь своего полного успеха, давил в беседе на значимость своей персоны и сожалел как бы, что всё в этой жизни настигало его насильно, и вручала судьба, как эстафетную палочку, удачу — ярким факелом.

Да. Гришкин так и говорил об этом, прямым текстом. А задавленные таким признанием, зрители должны были зеленеть от зависти и ощущать себя полным совком мусора, не имеющего никакого отношения к хоть какому-то достойному уровню своего бытия.

Даже ведущий программу понимал, что Гришкина занесло на особо чувствительную закрытую тему, и что его счастливая распущенность несколько раздражает, но не посмел остановить красноречия этого щеголя. А потом, книжки его были очень популярны, и это слегка успокаивало ведущего. Он слышал где-то, что талант имеет право на всё.

Когда время передачи вышло, вышел и Гришкин. Он так стремительно выбежал из студии,