Дубль два - Олег Дмитриев

туловище гордо и уверенно. Стеклянная дверь распахнулась, стоило ему подняться на последнюю ступеньку, и здоровенный, под два метра ростом, амбал в чёрном костюме вежливо придержал её, склонив голову. Я шёл вслед за Мастером, решив ничему не удивляться.

— Шарукан Исмаилович, добрый вечер! А чего ж не позвонили, не предупредили? — за стойкой стояла девушка-метрдотель, или как они правильно называются. Такой только дорогие вещи рекламировать или в кино сниматься — длинные прямые светлые волосы, лучистые серые глаза и черты лица, как у какой-то актрисы, что давно олицетворяла услуги одного из мобильных операторов.

— Да просто мимо проезжали, Нина, решил заскочить. Найдётся местечко? — спросил он.

— Конечно. Вы вдвоём? — уточнила она. Будто я просто так за этим мужиком зашёл, дверью ошибся.

— Да. Мы часа на два-три. Где-нибудь потише бы.

— Пойдёмте, пожалуйста, — Нина вышла из-за стойки, и я понял, что насчёт кино был прав. С такой фигурой там самое место, пожалуй.

Мы поднялись по лестнице, миновав второй этаж, и свернули в коридор на высоте второго с половиной. Странная архитектура, но высота потолка тут точно была вдвое ниже, чем на первых двух. Блондинка проводила нас к дальней двери по правую руку, открыла её и включила свет, щёлкнув клавишей на стене рядом. Комнатка была метров двенадцать, три на четыре. Когда торгуешь вагонкой и блок-хаусом — быстро учишься на глазок определять ходовые размеры. В глубине стоял угловой диван, перед ним — стол, за которым, пожалуй, человек пять-шесть уселось бы легко, не мешая друг другу. На стене висела здоровенная плазма, занимая, наверное, больше половины площади. Бордовая венецианская штукатурка стен подсвечивалась диодными лентами и лампами на блестящих кронштейнах, висевших под потолком в каком-то строгом завораживающем геометрическом порядке. Тени на полу и потолке пересекались, словно ветви таинственного дерева. На столе теней не было вовсе — свет тут явно со знанием дела ставили.

— Когда будете готовы сделать заказ — позвоните, как всегда. Приятного вечера, — девушка вышла, а я ещё некоторое время смотрел на закрывшуюся за ней дверь. На уровне наиболее выдающихся изгибов стройного тела.

— Здрав будь, Странник, — Мастер будто продолжил разговор с того самого места, на котором сам и прервал его шуткой не так давно. — Чем смогу — помогу. В чём беда твоя?

Я уселся за стол по правую руку от него, лицом к двери. На экране продолжали показывать какой-то северный водопад: жемчужные брызги разлетались над чёрными камнями. Вода падала с мшистой скалы, поросшей по краям кедровым стлаником. Судя по логотипу в правом верхнем углу — это был мой любимый телеканал: «Моя Сибирь». Его можно было смотреть бесконечно. Но Мастер ждал ответа.

— Меня зовут Ярослав Змеев. Вчера я познакомился с подмосковным Хранителем. Сегодня — с Древом. И тамошним Мастером, Вашим коллегой, — дальше пока не придумывалось, и я потянулся к меню, чтобы собраться с мыслями. Хоть с какими-нибудь.

— Рад встрече, Ярослав. Меня зовут Шарукан, как ты слышал. Я последний Мастер в нашей области, — при этих словах он нахмурился, но не сердито, а как-то… Сложно объяснить, но казалось, будто лицо его стало каменным, как у памятника. Словно подтверждая то, что он принял свою судьбу такой, какой бы она была.

— Виталий сказал, что дело у тебя в наших краях. Судя по тому, что направили тебя в день инициации — важное. Я помогу тебе, Странник, как велит мой долг. Рассказывай. Хотя, давай сперва закажем чего-нибудь — за едой беседа легче. Тут хорошо кормят, и поят тоже неплохо. Машину здесь оставишь, нам три минуты до дому.

Голод, казалось, рухнул на меня в то самое время, когда Мастер завёл речь о еде. «Останкинские» пельмени — вещь питательная, конечно. Но с момента нашей встречи с ними прошло уже прилично времени и случилось много всякого. Да и не приучен я спорить со старшими.

Кормили и вправду очень вкусно, и порции были не столичного формата. Скорее, какой-то гостеприимно-восточный формат, хотя блюда вполне европейские. Шарукан рассказал, что ресторан раньше был его, но он подарил его на свадьбу зятю. И пошутил, что это была очень выгодная инвестиция — теперь в любое время бесплатно кормят.

— А Шарукан — татарское имя? — поинтересовался я, переходя к горячему.

— Мой народ — кыпчаки. Он старше татар. На Руси звали половцами. Западнее — кунами или куманами. Недавно интересную научную работу читал — этнографы, антропологи и филологи пришли к выводу, что куманы и команчи — в родстве. Теперь осталось понять, как на другой континент перебрались.

Мастер ел с аппетитом, а говорил с восточным, непроницаемым, выражением лица, и не было понятно — шутит или нет. Но после «кино» от Дуба, на котором было видно, как опускался и поднимался уровень Мирового океана, обнажая и снова пряча в глубине «мостики» между континентами, я вполне допускал такую возможность.

Кроме подземного «Дома быта» и ресторана, который теперь был уже не его, а зятя, у Мастера была в городе сеть апартаментов, что редко пустовали летом, пара автосервисов, кафе и торговых точек на рынках, продуктовых и вещевых. И большая семья, даже по восточным меркам. За то время, что он был Мастером, он четырежды виделся с Хранителем. В первый раз — как раз до войны. Мировой. Первой. Поняв, что нынешний собеседник будет чуть помладше дяди Мити, я тут же отбросил все сомнения о его семье, возникшие было при упоминании десятков детей и внуков.

Я коротко рассказал о себе — и как докатился до жизни такой в целом, и до Белых Берегов в частности. Про сестру. Про иноков и старца. Про Зураба и Натана.

По широким скулах и нижней челюсти Шарукана ходили желваки, крупные и твёрдые на вид, как и всё его лицо, будто высеченное из гранита. Или песчаника. После истории о родителях он молча разлил по стопкам что-то прозрачное из графина, и мы выпили, не чокаясь. Пахло виноградом и какими-то ягодами. На словах про то, как сгорел в топке бани чёрный паразит, а последний его отросток вспыхнул и стал пеплом — что-то проговорил по-своему и хлопнул меня по плечу. После рассказа про то, как в ведре сгорело дотла то, что убивало Павлика, поднял трубку, по которой заказывал еду, и потребовал ещё один графин.

— Неплохо для одного дня, Ярослав, очень