Я живу в этом теле - Юрий Никитин

Существо, что открыло форточку, приблизилось к моему столу.Молодая особь, половозрелая самочка. От нее тугими волнами идет запах гормонов.

– Тебе в самом деле дурно?.. Или в ужасе, что отпускперенесли на декабрь?

– А что, перенесли? – вяло поинтересовался я.

– Конечно! – ответила она сочувствующе. – Вонв коридоре новое расписание повесили!

Я тупо молчал, а за моей спиной голосом Вавилова пробурчало:

– Кому ты веришь? Марине?.. Она всех так прикалывает.

Я был налит черным тяжелым страхом, как сосуд ртутью. Теловздрагивало, череп трещал, словно ломались черепки на холоде. Чувствуя, что этачернота вот-вот затопит целиком, я ухватился за первое же, что пришло в голову:начал читать вслух «Евгения Онегина», а когда запнулся после первой главы,перешел на «Облако в штанах», которое знал почти полностью.

Вавилов вытаращил глаза, брови полезли вверх. Когдазаговорил, в голосе звучали неподдельное недоумение и даже странная тревога:

– Что с тобой?

– Память проверяю, – ответил я хрипло.

– Зачем?

– Не знаю, – ответил я счастливо, что могуухватиться еще за какую-то нить, могу общаться, снова вернуться в привычныймир. – Дурак, наверное. Правильнее бы не память, а мышление зановопроверить… Интегралы бы пощелкать, дифференциальные уравнения порешать.

Он повторил с еще большим недоумением:

– Зачем?

Я тяжело вздохнул:

– Ты прав. Чувствую, что не поможет. Дифференциалы решус легкостью. Если не в уме, я и раньше этим не блистал, то на бумаге ужточно. Без всяких компов и логарифмических линеек.

В его глазах тревога проступала все отчетливее. Наконец онспросил напряженным голосом:

– Похоже, тебя это не радует?

– Нет, – честно признался я.

– Ну, старик, ты даешь! Правда, такая жара стоит! Тыпросто перегрелся. Или к бабам надо сходить. А то чересчур много энергиисублимируется в голове. А ее надо выпускать, выпускать!.. Природа постаралась,придумала все так, что выпускать очень даже приятственно.

– Да, – сказал я трезво. – Уж она-топостаралась.

– Ладно, старик. Что с тобой? Ты помнишь телефоны всехбаб, разве этого мало? Я всех записываю, да и то потом не найду куда записал!Чего тебе еще? Чем ты недоволен?

Люди разговаривают даже с собаками и кошками… как говорят,когда нет равного собеседника, но на самом деле теперь я понимаю, почемувступают с ними в беседы, почему у них постоянно включен телевизор!

Я ответил ему как собаке или горшку с геранью, чтобыуслышать свои слова произнесенными, вслушаться в них и, возможно, уловить, гдеошибся и почему:

– Не радует потому, что помню вроде бы сложное… так насучили в школе, но совершенно не могу понять самого простого… самого-самогоэлементарного.

Он насторожился:

– Чего?

– Зачем мы живем, – сказал я убито. – Ктомы?.. Какова цель нашего бытия?

Он присвистнул тихонько, но лицо вытянулось, глаза суетливозабегали, потом скрылись вовсе. Остались только глазные яблоки, чуть прикрытыеплотными мясистыми веками. Я видел цветную радужную оболочку, темный зрачок,что вдруг расширился, но взгляда не было, словно Вавилов вдруг исчез, а ясмотрел на вырезанную из дерева фигуру.

Такое превращение показалось жутковатым. Я поежился, спросилдовольно глупо:

– А что, ты знаешь?

– Мы живем, – ответил он почти прежнимголосом, – мы живем… мы просто живем!

– Просто?

– Живем, – повторил он. – Чудак, живи ирадуйся!

Из-за дальнего стола поднялась Маринка, самая эффектнаядевушка отдела, но очень деловая, знающая себе цену.

– Вавилов, – сказала она повелительно. – Ясхожу за бутербродами, а ты смели кофе.

– Кофе заканчивается, – предупредил он.

– В банке еще на два помола, – отрезалаона. – А завтра привезут хорошие зерна, не эту пережаренную плесень,которую кто-то купил… Вот только не помню, кто?

Вавилов втянул голову в плечи, уменьшился, старательнозастучал по «клаве», как заяц по барабану. Из-за его спины поднялся Угрюмов,показал в улыбке все сто зубов:

– Мариночка, мне биг-мак. С ветчиной!

Марина удивилась:

– Ты же в прошлый раз брал с сыром!

– Правда? Ну тогда и сейчас с сыром.

Из-за столов ей подтверждали, что им тоже, да, безизменений, какая Маринка умница, все помнит, она кивала, глаза внимательные, всамом деле все запоминает, наконец на миг остановилась возле моего стола.

– Тебе обычный расстегай?.. Что-то ты сегодня несовсем… Что-то собрался свершить? Взорвать Останкинскую башню?

В груди предостерегающе кольнуло, но у нее был обычныйглуповато-восторженный вид молодой красивой девушки, и я с усилием ответилпочти так же легко:

– Да вот сперва определю, что именно надо свершить.

Она засмеялась:

– Ого! Обычно все уже знают. А ты переходишь в разрядрефлектирующих интеллигентов.

– А это что?

– Это выше классом, – заверила она знающе. –Не умеют – это уже класс, а если еще и не знают, то это вовсе высоколобые.Мол, только дураки все знают, во всем уверены… Желаю успеха!

Она вернулась к себе, я видел, как быстро побросала всумочку весь богатый набор косметики, разных щеточек, пилочек, два разныхзеркальца, тюбики, флакончики, наборы с жутко изогнутыми ножничками,крючками – без них ни шагу, сунула туда же два безразмерных полиэтиленовыхпакета.

Когда за ней захлопнулась дверь, я хоть и знал, что, есливыгляну из окна, увижу, как она переходит на ту сторону улицы, а водителисигналят и предлагают подвезти, но чувство странной потери засело, какнебольшая, но чувствительная заноза.

Кофе покупали вскладчину, так что чашки у всех одинаковые,крепость – тоже, разве что Вавилов употребляет без сахара, а я всегдакладу по три чайные ложки, к ужасу паникеров, которые делятся на ряд категорий:боязнь диабетчины, боязнь испортить зубы, боязнь ожирения, не считая тех, ктовообще боится белой смерти.

Белой, подумалось само, а я только постарался не пустить этумысль глубже. Хватит и одного полуобморока на рабочем месте. Черт с ней, пустьбелой.

Кофе заварили в огромном кофейнике, а когда Маринкавернулась, нагруженная увесистым полиэтиленовым пакетом, уже разливали почашкам. При старом шефе так и пили за общим столом, где кофейник, но этот,нынешний, предпочитает видеть каждого на рабочем месте весь рабочий день. Счашкой дымящегося горячего напитка я вернулся за свой стол, а пока программаобсчитывала второй завиток раскаленного газа в трехмерной проекции, раскрылгазету, глаза бегали по строчка??. На этой планете информация тоже виднаркотика: если не газета, то экран телевизора или наушники радио, а то иплейера.