Я живу в этом теле - Юрий Никитин

Место петровцы выбрали уединенное, хотя в Москве гдеуединишься, я заметил, как еще пара зевак остановились неподалеку, один дажещелкал фотоаппаратом.

Я спросил тихонько:

– И что это дает?

Марина наморщила носик в задумчивости.

– Ну, прежде всего это клуб по интересам…

– Нет, что дает это обливание?

– А, это связь с Природой, Единым Разумом, Душой Космоса,Вездесущей Праной Мироздания, что разлита везде и всюду… а в быту, ведь тебяименно это интересует, дает долгую счастливую жизнь.

Я посмотрел на мужиков, что перестали обливаться, теперькланялись бабам, а те кланялись в ответ. Похоже, этот Петров к тому же содралкое-какие ритуалы не то у самураев, не то у дзюдоистов.

– Долгую счастливую… это сколько?

Она сделала большие удивленные глаза:

– Не до бесконечности, понятно. До бесконечности… гм…там другие методы. А эти получат пару лет прибавки.

Выстроившись в круг, петровцы бегали гуськом, трясяживотиками и всем, что еще болталось. Я засмотрелся на молодых женщин, аМаринка, поймав мой пристальный взгляд, ревниво поморщилась:

– Ты это оставь… Они так заняты своим здоровьем, что нина что отвлекаться не станут.

– Пару лет, – пробормотал я. – Без этогопроживут пятьдесят семь, если верить нашей статистике, а если каждый день воттак себя истязать, то проживут по пятьдесят девять… Да, ради этого стоит бегатьголым, обливаться, глотать сопли, кланяться и пить не только свою мочу, но имочу своей собаки!

Она засмеялась, в отделе все друг друга знали какоблупленных: я за прибавку даже целого столетия не пошевелил бы пальцем. Но ясмолчал, ибо она знала не меня, а моего разумоносителя. А что буду вытворять я,настоящий Я, еще не знаю сам. Может быть, не только стану пить, но и есть.

– Мало, знаю, – согласилась она охотно, –зато если перейти на сыроедение, то можно прожить еще лет на восемь-десятьдольше! А то и больше.

– Сыроедение? Яблоки понимаю, но картошку?

– Едят, – засмеялась она еще чище. –Представляешь, едят!

Я промолчал, но в груди гранитной глыбой залегло тяжелое,угловатое и неподъемное. Что значит восемь-десять лет? Ну, проживут еще пустьдаже двадцать. Пусть даже сто. Но потом умрут. И от них не останется дажепраха. Не понимают… Не понимают, что умрут все равно!

– Ты пойдешь? – спросила она на всякийслучай. – Это очень необычные люди!

Все же что-то отозвалось при ее милом щебете, я повторил:

– Необычные?

– Ну да, – ответила она, на щеках выступилиямочки, щеки ее стали еще больше похожи на спелые персики, а сама она всявыглядела как налитое сладким соком яблоко. – Все люди заняты своимимелкими делишками, а эти… так сказать… находят время и силы, чтобы выйти изобыденности.

– В каком смысле из обыденности?

– Даже из реальности, – подчеркнула она.

Я спросил торопливо:

– По каким дням?

– Раз в две недели. Сегодня как раз такой день, но ужеопоздали. А вот еще через две…

Не слушая, я круто развернулся. С этой стороны от проезжейдороги отделяет река, с той – сквер, я бросился как лось через кусты споднятой рукой:

– Такси!.. Черт!.. Эй, мужик, довези, срочное дело…

В огромном зале негде яблоку упасть. Мы с трудомпристроились в задних рядах, да и то потому, что пришли за полчаса: Марина изтех, кто приходит к поезду за час-полтора, словно и на вокзалах прекращаютрегистрацию билетов за сорок минут до отхода.

Когда на сцене появились за столом с красной скатертью сполдюжины человек, народ уже стоял в проходах, теснился у дверей, словно ожидалиАнжелику Варум. Я смутно удивился: на такое мероприятие и столько народу,как-то считал, что приду один… ну забредут еще один-два, перепутавшие этот залс концертным, но чтоб такое…

Председательствующий поднялся, вскинул обе руки. Легкий шуммгновенно умолк, здесь в самом деле народ далеко не тот, что посещает концертыблистательной Анжелики.

– Это академик Покровский, – прошептала Маринаблагоговейно.

– Который открыл плесень?

– Нет… что-то для продления жизни. Тихо!

Я умолк, академик произнес короткую речь, суть сводилась ктому, что все, что услышим, есть лишь личный опыт выступающих и ни в коемслучае не руководство к действию. А его кафедра лишь шефствует надэнтузиастами, ибо это ей близко, он со своими сотрудниками уважает и цениттаких людей-первопроходцев.

– Это для порядка, – прошептала мне Марина. –Так надо.

– Почему?

– Чтобы ответственность снять! А то начнут придираться:непроверенные методики, то да се, нельзя рекомендовать до одобрения советомакадемии, который собирается раз в десять лет… Да и то при наличии кворума…

На трибуну легко взбежал подтянутый стройный мужчина. Слегказаикаясь от волнения, он начал рассказывать о своих многочисленных болезнях,как их лечил сыроедением, лечебным голоданием, дыхательными упражнениями, а вотнаконец болезни, которые не могли излечить врачи…

Я чувствовал, как нарастает шумок, лица стали нетерпеливыми.Наконец кто-то из зала крикнул:

– Сколько вам лет?

Выступающий на миг растерялся, переспросил:

– Что?

– Сколько вам лет? – повторил нетерпеливый.

В зале началось оживление, сразу несколько голосовзакричали:

– Да-да, сколько?

– С какого года?

– Ваш возраст!

Человек на трибуне развел руками:

– Мне сорок четыре года.

На вид ему и было лет сорок, а по лицам Марины и других японял, что народ слегка подразочарован. Выступающий, как почуял, скомкалперечисление остальных своих подвигов, открытий и достижений, откланялся. Послепаузы академик предоставил слово следующему.

Марина вытягивала шею, впереди сидел громадный детина, чтозакрывал ей половину сцены. К трибуне вышел человек лет сорока, тоже смущенный,а на трибуне несколько мгновений бекал и мекал, стараясь хотя бы поздороваться.Ему похлопали, он наконец заговорил хрипловатым робким голосом:

– Меня, как и каждого из выступающих… как почти каждогов зале, привело к нетрадиционным формам лечения бессилие традиционных. Вряд ликто-то из вас готов себя мучить диетами или сыроедением только ради сохраненияфигуры… или даже продления молодости. Все мы долго и тяжко болели. Но теперь,выздоровев и обретя превосходное здоровье, мы ощутили вкус к здоровью! Мы, ужебудучи абсолютно здоровыми, продолжаем себя истязать… так кажетсянепосвященным, истязать сыроедением, всяческими ограничениями, страннымиупражнениями… потому что нам нравится быть молодыми и здоровыми!