Я живу в этом теле - Юрий Никитин

Сейчас мой разумоноситель едва не вдавился носом в горшок,рассматривая муравьев, а я, который поселен в теле этого человека, подумалвнезапно: а не потому ли заброшен именно в это тело, что это существо как-тосвязано с муравьями? Ведь оно, может быть, вообще единственное на этой планете,у которого муравьи живут вот так дома! Оно с ними общается, наблюдает, как-товоздействует на них, а они на него…

Ладно, если даже он не один, всяких чудаков на свете много,но он мог продвинуться в этих наблюдениях дальше других. Или ему предстоитувидеть нечто такое, что… что важно Кому-то из Пославших меня.

На этот раз уже не он, Егор Королев, а я – не известныйпока даже себе, придвинулся к горшкам и банкам, рассматривал этих шестиногихсуществ с новым интересом.

Лена на прощание не забыла полить свои цветы, для муравьевэто потоп: выскакивают из множества норок, блестя черными спинками, старательнотащат песчинки. Одни умело сбрасывают их с края горшка на подоконник, другиетак же умело, «не отходя от кассы», бросают песчинки в соседние норки. Янаблюдал за одним работягой, который вынес песчинок из своей норки впятеробольше, чем коллеги, и все песчинки аккуратно бросил в соседнюю норку. Если имплатят сдельно, он неплохо заработал.

Правда, в соседней норке из пяти работяг оказалось двоетаких хитроумных или хитрозадых. Они тоже деловито во славу и во имя расширениясвоей норки сбрасывали песчинки и камешки в близлежащие норки. Двое из пяти,подумал я, у муравьев еще жить можно. В конторе моего разумоносителя… в телекоторого я оказался, работают по такому принципу четверо из пяти.

В правом горшке лазиусы: у них бурно растут личинки, иняньки выносят пустые коконы, быстро швыряют с края горшка. Те опускаютсямедленно, почти невесомые, точнее – плотный воздух весит столько же,коконы опускаются словно на морское дно. Подоконник весь усеян желтовато-белымипустышками из шелковой материи. Я знаю, что когда молодой муравей просыпается вкоконе, то выбраться сам оттуда не может – слаб. Старшие собратья распарываюткокон, вынимают новорожденного, облизывают, высушивают, расправляют ему лапки,усики, прочищают глаза.

А вот у тетрамориумов, что во втором горшке, я ни разу невидел вынесенных коконов. Тетрамориумы вообще мужички прижимистые, у них всеидет в ход, они и едят все подряд, не капризничают, как лазиусы, так что ипустые коконы могли приспособить на что-то дельное, если не на пеленки, то натряпки, чтобы вытирать со стола, а то и половые тряпки, ведь у муравьев всегдачисто.

– Нет, – сказал я вслух, чтобы удостовериться, чтоговорю это я, а не мой разумоноситель, – вряд ли так уж сразу и муравьи…

Ноги мои разогнулись медленно, я встал, как инвалид последолгой болезни. Придерживаясь за стенку, прошел через квартиру к балкону. Дверьраспахнута, яркий свет, я осторожно вышел, прижался к стене. С трех сторонраспахнулся мир, в котором я теперь есть, в котором что-то должен сделать,свершить…

Балкон, как знаю по памяти разумоносителя, на четырнадцатомэтаже. Отсюда открывается вид. Так, по крайней мере, говорят. Открывается вид.Или – распахивается. Дома класса ульев, с множеством особей, протоптанныедороги… Множество механизированных телег. Снующие, как муравьи, люди. Дома внесколько этажей. Не в несколько сот или тысяч, а в единицы: шестнадцатиэтажки…Сразу понятно, почему такие города на этой планете зовут «пленочными». Дажесамые «высотные» над поверхностью земли не выше, чем пленка нефти на озере.И сразу видно, на какую дикую планету меня забросили! Настолько дикую, чтообустраивать ее почти не начали. Даже между такими вот городами – огромныепространства вовсе не обжитой земли. Где земля или камни, где ничего непостроено, а просто растет без приказа доминанта этой планеты.

Послышался резкий свист. Я вздрогнул, повертел головой. Набалконе соседнего дома, что торцом к этому, толстый мужик в майке и треникахзамахал обеими руками:

– Эй, сосед!.. У тебя шестой канал работает?

На миг холодная волна окатила с головой. Я дернулся, губыпохолодели. Сам не знаю, какие каналы во мне работают, какие нет, потомсообразил, что спрашивают не обо мне, крикнул:

– Работает!

– Точно?

Я лихорадочно вспоминал, по каким каналам Лена щелкала,ответил уже не так уверенно:

– Показывают все двенадцать.

– Черт, – донесся его злой голос, – я думал,опять профилактика. Но не три ж дня подряд? Чертовы бомжи! Сегодня антеннусломали, завтра дом подожгут. Как думаешь, бомжи?

Он уставился на меня злыми глазами. Я пробормоталвынужденно:

– Или подростки.

– Да, тоже не подарки, – согласился он и скрылся вквартире.

Я тоже поспешно отступил, вдвинулся задом обратно в комнату,как рак-отшельник в раковину. Почему-то показалось опасно и беззащитно стоятьвот так открыто.

Но даже в комнате, с закрытой на балкон дверью, не оставлялоощущение, что за мной следят. Но кто? Вряд ли я ощутил бы так тревожно связь сТеми, Кто Послал. Они и так видят моими глазами, слышат моими ушами. А то, чтоя понял или осознал, становится мгновенно известно им тоже. Они перестанутполучать от меня информацию, если меня здесь прибьют. Тогда им придетсяпосылать другого агента…

По спине пробежал неприятный озноб. Что-то не нравитсяощущение насчет «прибьют»… Почему-то кажется, что я втиснут в это тело так, чтоесли погибну, то погибну на самом деле.

Я постарался отогнать леденящую мысль подальше. С чего бытак просто дать себя прибить? Аборигены как-то живут, а я наверняка наделенособыми способностями. Я же вижу, в какой примитивный мир попал, совсем молодойи варварский, планета вовсе не освоенная!

Возможно, меня нарочно не снабдили всеми данными.. Возможно,добытые ранее сведения сбивали предыдущих исследователей, скажем так. Я ещедаже не определил свою настоящую роль. Еще не выяснил, зачем сюда послан. Можетбыть, я просто рядовой террорист, которому поручено что-то взорвать или кого-тоубить.

Я прислушался к себе, по телу прошла неприятная дрожь. Нет,убить вряд ли. Дрожь возникла где-то глубоко внутри, вовсе не на материальномуровне, а уж потом передалась этому непривычно огромному телу. Скорее всего уменя миссия поважнее. И поинтеллектуальнее, так здесь говорят. Для простыхисполнителей подбирают людей, гм, вспомнить бы, каков я на самом деле, с болеепростыми чувствами.

В висках начала нарастать боль. Сперва тупая, медленнорастеклась по всей голове, а с боков начали стучать острые молоточки, словнокирки, которыми долбят скалу.

Я стиснул ладонями виски. Под кончиками пальцев дергалось,пульсировало. С каждым толчком в череп словно забивали острый гвоздь. Я сжалчелюсти, стараясь превозмочь боль, прошептал мысленно: давай сначала. Итак, яочнулся в этом теле. Без памяти о своем прошлом…

Резко зазвенело. Вздрогнув, я панически огляделся, не сразусообразил, что это проснулся и заработал так называемый телефонный аппарат.Трубка едва не подскакивала, вдобавок мигал зеленый огонек.