Я живу в этом теле - Юрий Никитин

Прихлебывая кофе, это такой горячий взбадривающий напиток,исподлобья оглядывал комнату. Все в приглушенных тонах, Лена предпочитает такойстиль, домашний, консервативный, спокойный, только на том конце комнаты ярко ичересчур контрастно светится прямоугольник телеэкрана. Сейчас из-за краявыскакивают всадники на конях с перьями на конских и своих головах, мелькаютозверелые лица, из динамиков несется лязг металла, крики, дикое ржание, наэкране одни озверелые бородачи рубят и протыкают других озверелых бородачей, впыль падают раненые, кровь брызжет алыми струйками, страшное зарево пожара,младенцев протыкают копьями и бросают в горящие дома…

Лена, прихлебывая кофе, одним глазом косила на экран.Поморщилась, когда крупным планом заточенный наконечник копья со следами ударовмолотка с хрустом вошел в живот девчушки лет пяти. Девчушка захрипела,ухватилась обеими ручонками за древко. Всадник с натугой поднял обеими руками копье,лицо побагровело, а жилы на шее вздулись. Но держать истекающего кровью ребенкана копье прямо над головой намного легче, и он, переведя дух, закричал красивыммужественным голосом о падении тирании злобного узурпатора: вот его последнийребенок, сорная трава вырвана с корнем.

– Рабство, гладиаторы, – произнесла она ссомнением, – странные обычаи Рима… Не знаю, хотела ли я бы там очутитьсядаже императрицей? А вот среди древних греков… Эллада, аргонавты, Троянскаявойна, культ красивых женщин…

Глаза ее мечтательно затуманились. Я смолчал. Вряд ли из-занее разгорелась бы война с Троей. У моего разумоносителя красивая жена, но вдревности были другие каноны красоты, Елена Прекрасная – по нашим меркамвсего лишь коротконогая толстушка. Даже если сравнивать наших женщин со статуейАфродиты, то у наших и грудь повыше, и бедра пошире, а талия – напротив,тоньше…

А что, мелькнула неожиданная мысль, если бы меня посадили втело древнего римлянина? Или грека, египтянина, ассирийца, хетта? Мчался бы яна боевой колеснице, бросая дротики, возлежал бы в роскошной бане, окруженныйрабынями и евнухами… Гм, но я мог бы оказаться и среди приговоренных к казни.Тогда эти мероприятия случались чаще, чем в этом мире продают мороженое. Менямогли четвертовать, повесить, распять на кресте, посадить на кол…

Плечи передернулись, я ощутил холодный озноб по всему телу.В самом деле, я мог бы оказаться и там, смотря что поручат выполнить! Но, сдругой стороны, могли бы меня перебросить и в века, которые по отношению кэтому далеко в будущем. Я мог бы очутиться колонистом на Марсе, на планетахСириуса, ловцом астероидов в соседней галактике!

Да что там ловцом астероидов, мелькнула мысль, показавшаясястранно знакомой. Я мог бы уйти в те звездные империи, что внутри атома, мог быстроить другие измерения для рождения новых вселенных…

Она допивала кофе торопливо, обжигалась, фыркала, как кошка.Щеки раскраснелись от прилива горячей крови, одним глазом, словно хамелеон,косила на часы. Наконец с победным стуком опустила чашку на столешницу.

– Уф!.. Помоешь, ладно?

– Помою, – ответил я деревянным голосом.

– Ладно-ладно, – сказала она весело. – Черезпару недель загляну, увижу их тут же в раковине.

– Ну…

– У тебя теперь две дюжины в шкафчике чистых. Яперемыла все.

Она резко наклонилась ко мне, блеснули острые зубы.Отшатнуться мне не дали усвоенные рефлексы, но страх стеганул по телу, каккрапивой. В щеку влажно чмокнуло, словно кальмар или крупная пиявка пыталасьприсосаться. Я чувствовал, как там появилось влажное пятно. Затем эта особьвылетела в коридор, сдернула с крючка сумочку. Я слышал, как острые,словно копыта молодой козы, каблучки простучали в прихожую.

– Запрись!.. – донесся ее звонкий голос. –Теперь всякие ходют…

Щелкнул стальной язычок дверного замка. Снова простучаликаблуки, затем вдали глухо загудел лифт. Негнущимися пальцами я кое-какповернул дважды ключ. В толстой двери с металлической обшивкой в ответ дваждызвякнуло.

Надо поменьше двигаться, сказал я себе торопливо. Наломатьдров проще простого… Пока что мне везет, рефлексы разумоносителя вывозят, ноэто скорее удача, чем моя заслуга. Боюсь, что вот-вот столкнусь с ситуациями,когда опыт и память разумоносителя не помогут. Надо посидеть, осмотреться,определиться, постараться понять, где я, зачем здесь, с какой целью.

Итак, я очнулся в квартире существа-доминанта этой планеты.Квартира – это ячейка в огромном улье-доме. Надо мной сейчас, отделенныетонким потолком, спят, совокупляются, едят и испражняются десятки и даже сотнилюдей. Внизу еще несколько этажей: их обитатели тоже едят, совокупляются,испражняются, – словом, живут нормальной жизнью землян. Так они зовутсебя, хотя еще чаще – русскими, немцами, финнами, то есть по группамнаселения, а еще чаще вовсе по маленьким кучкам, как-то: москвичами, пермяками,урюпинцами…

Как и принято, в этой комнате целую стену занимают книжныеполки. Правда, на столе стоит компьютер. Эти несложные приборы освоилинесколько лет назад. Очень слабенькие, примитивненькие, накопители информации вних простейшие, крохотные, и хотя уже выпускают книги на лазерных дисках, но теочень неуклюжие и неудобные, ими пока пользуются только самые заядлые юзеры…

Пальцы сами пошли по корешкам книг, ага, вот и школьный курсастрономии. В первой главе рисунок со средневековой гравюры. Монах добрался докрая мира, высунул голову за небосвод. За хрустальным куполом вращаютсяисполинские зубчатые колеса, зацепляют другие, еще огромнее, еще массивнее. Всепохоже на открытый механизм старинных часов, тогда самая что ни есть новинка! –монах вытаращил глаза, ошалел от вида исполинских колес мироздания, чтоприводят в движение звезды, планеты, небесные сферы…

Впрочем, нынешние знания, несмотря на этот комп, недалекоушли от тех, когда земля стояла то на трех китах, то на трех слонах, а то ивовсе на черепахе.

Почему-то всплыла мысль о муравьях. Маленьких, блестящих,которые в таком изобилии попадаются в лесах, парках, на улицах города. Однипокрупнее, другие помельче… Что еще знают о них люди? Кусачие, шустрые,вездесущие…

Ах да, у меня эти существа живут в двух цветочных горшках. Яуже знаю о них много такого, о чем наверняка не догадываются даже специалисты.

Нижнюю половину окна закрывают роскошные бегонии, любимицыЛены. Я не стал выбрасывать их после начала раздельной жизни, тем более что ктому времени по листам уже бегали деловитые муравьи, пасли крохотных тлей,подстригали чересчур длинные волоски, откусывали засыхающие листочки, умелоперенаправляли потоки сока, идущие от корней к листьям. Я еще не успелвыяснить: спят ли муравьи. Интересоваться ими стал давно, еще с детства… моеголи?.. но то была лишь смутная симпатия к существам более слабым, чем я сам, итолько теперь, в зрелом возрасте, наконец-то поселил их дома.