Яфет - Юрий Никитин

плите, скорее всего, приносят в жертву велетов такие же исполины, по спине пробежали ледяные мурашки размером с мышей.

Он повернул голову к Соколиному Клюву.

– Что скажешь, волхв? Это по твоей части.

– Да и коню ясно, что здесь не пируют в честь солнечного Рода, – пробормотал Громострел. Брови старшего воеводы сшиблись, смотрит так, словно чует опасность и ждет какой-нибудь гадости от этого места, где отчетливо веет недобрым.

– Тут капище, – сообщил Соколиный Клюв. – Но какому богу режут в жертву, сказать не могу. Хотя, я бы не прочь узнать. Всегда полезно понимать, с чьими кумирниками предстоит схлестнуться.

– Каков бог, таковы и поклонники, – усмехнулся Громострел мрачно.

Соколиный Клюв рассматривает святилище, перебирает обереги, губы что-то едва слышно вышептывают, словно пытается расспросить своих богов об этом месте.

Воины глядят во все глаза, делают заградительные жесты, старательно плюют через левое плечо. В глазах у каждого заметна тревога. Один из коней в страхе заржал, взвился на дыбы. Его седок соскочил на землю, принялся гладить по вытянутой морде, успокаивать.

Малагант тоже сделал й жест от злых духов и колдовских чар. Яфет помнил, что единственное, чего этот парень сторонится и к чему его тянет одновременно, это такие вот загадочные места. Время от времени Малагант о чем-то беседует с Соколиным Клювом или его помощниками – его тянет к волшбе, к ведовству. Волхв иногда подшучивает, что когда Малагант постареет, то променяет меч на посох служителя богов.

– Смотрите, – проговорил Громострел, указывая внутрь святилища, где от ветерка колышется трава коню по брюхо. В некоторых местах трава примята, словно там стояло или лежало нечто тяжелое и длинное. Очень похоже, что огромное человеческое тело.

– Чур меня, – пробормотал один из воинов, побледнев.

Малагант покосился на него с презрением, явно взял на заметку оставлять этого слабонервного на боевые дежурства чаще, чем остальных, чтоб выбить трусость и дурь.

– Это ж побольше тех велетов, что мы зрели тогда, – заметил старший воевода. – Вот будет забава, если они по этим землям ходят табунами. Бить их не перебить…

В голосе слышался сарказм, Соколиный Клюв посмотрел мрачно, осуждающе покачал головой.

Яфет разглядел в траве у плиты огромный выбеленный ветрами череп, который сперва принял за массивный валун.

Чуть дальше в высокой траве заметны торчащие к небу толстые, белые, с оттенком желтизны ребра – все, что осталось от грудной клетки исполина.

Малагант никак не переменился в лице, когда увидел гигантский череп, словно зрел такие ежедневно с самого детства и играл в них мальцом, перелезая из глазницы в пасть, а потом вылезая из-под челюсти.

Повисшую тишину нарушил волхв.

– Чую недобрую силу, – произнес он. – Настолько черную и ненавидящую людской род, что даже не знаю… Лишь пару раз у меня были похожие ощущения прежде – в Вавилоне в храме Мардуха. Да еще раньше в заброшенном городе в пустыне, где мы наткнулись на храм черной богини Лилит.

– Лично меня беспокоят не сами эти камни, – проговорил Громострел, – а если появятся великаны, которые принесли тут в жертву своего приятеля. Против тех, что мы видели тогда, дружина Ратибора не выстояла вместе с сарготами. А эти, судя по черепу, еще больше в размерах.

Волхв покачал головой, вскинул длань, привлекая внимание.

– Я чувствую, что тех, кто все это сделал, уже давно нет, – проговорил он, все еще не отводя взгляд от круга из огромных камней. – Зато явственно ощущаю, что древний бог, которому велеты приносили товарища в жертву, все еще дремлет внутри этого круга.

Он посмотрел на тцара. У того на лбу от озабоченности прибавилось морщин. Яфет задумчиво поправил перехватывающий волосы обруч.

– Ежели хоть одна живая душа войдет внутрь, – добавил Соколиный Клюв, – этот бог пробудится!

– А он сможет выйти за пределы этого капища? – уточнил Громострел. – Может, просто бросим внутрь зайца и посмотрим, как он выглядит? В этом походе сражений почти что нет – скука и тоска! А так хоть на древнего бога поглядим. Будет, о чем внукам рассказывать.

Воины посмотрели на него ошалело. Потом прыснули со смеху, начали хохотать так громко, что со стоящего рядом холма с тревожными криками взметнулась стайка птиц.

– Я ценю твое умение шутить, когда разум заволакивают мрачные думы, – заметил Яфет с одобрением, – но совет волхва сейчас как-то уместнее.

Тцар оглядел Малаганта с воинами и волхва. Посмотрел на Громострела, словно хотел его в чем-то укорить, но передумал.

– Возвращаемся! – велел он. – К этим камням никому близко не подходить! Огласите, чтобы услышали даже глухие.

– Это несложно, – рассудил Громострел с замаскированным под покорность сарказмом. – У меня в бою даже слепые сражаются. А уж глухим рассказать – это плевое дело.

– А ты – на пальцах, – посоветовал волхв. – Главное, не показывай средний.

– Я этот оскорбительный вавилонский жест показывать никому не стану! – проворчал воевода с обидой. – Ты за кого меня держишь?!

– За человека, который тыкал его в Вавилоне под нос жрецам чуть ли не каждый день, – сумрачно напомнил Соколиный Клюв. – Причем обеими руками.

– Так то ж были служители враждебного культа! – пояснил Громострел, оправдываясь. – Что я, враг сам себе – показывать такое своим же воинам? Или, допустим, здешним исполинам. Я, знаешь ли, хочу еще потоптать эту землю, а не упокоиться в ней.

***

Тянущийся чуть ли не в полверсты обоз из мужчин, что тащили на себе скарб, и женщин с детьми, постепенно обрастал телегами.

Люди скопом останавливались у рощ или же углублялись в лес, пятна которого прятались за невысокими холмами, и вырубали под чистую. Всем народом срубывали толстые, столетние дубы, ошкуривали бревна, убирали сучья и ветки.

Тут же кололи на части, строили телеги, успевая за один день сколотить три-четыре. Работали без отдыха, без еды, пока на землю не ставили готовую новенькую подводу.

Пока мужчины строили, женщины разводили костры и стряпали обед, а несколько крепких воинов скакала на поиски стад буйволов, которые стали появляться все чаще.

Делали на концах веревок крепкие петли, со свистом раскручивали в воздухе. Затем набрасывали животным на головы, отлавливали по одному, а остальных отгоняли факелами и стрелами. Убитых буйволов рубили на куски, умело разделывали и мясо уносили с собой.

Тцарица Милена взяла управление хозяйством на себя, следит, чтобы все были накормлены, распределяет добычу охотников. Ездит верхом через обоз, следит, чтобы не голодали дети, посылает подростков собирать грибы, птичьи яйца, сушняк для костров.

Пойманных буйволов впрягают в повозки, они упираются, брыкаются, но воины бьют плетьми, и животные постепенно покоряются, словно чувствуя, что упорство людей, которым некуда отступать, в сто крат