Предел несовершенства - Людмила Феррис

— А ты привык с народом информацией заигрывать!

— Пример хоть один приведи!

— Да пожалуйста! Зачем про убийство на заводе писать, когда еще следствие не закончено?

— Отвечаю, наш журналист Юлия Сорнева волею судьбы, заметь, оказалась на месте происшествия и стала свидетелем. Почему она не имеет права писать об этом?

— Ага, свидетелем она оказалась! Лапшу мне не вешай! Зачем она к вдове пошла? Ее кто-нибудь просил?

— Тоже имела на это право. Для того чтобы написать статью, ей не хватало материала. Кстати, с ее подачи, после ее визита, ты узнал про покупку испанского дома. А я от тебя спасибо так и не услышал!

— Большое вам мерси! Спасибо ему не сказали! Какого материала ей не хватало, мы сами с Крупинкиной беседовали!

— А про дом в Испании вы не знали! Не все народ следователям рассказывает. Журналистам больше доверяют.

— Мы изъяли компьютер из дома Крупинкина, и что нам надо, там и найдем.

— Ну, как знаешь, я тебе помощь предлагаю.

— Еще одно мерси. Вы в прошлой газете о чем писали?

— Много о чем. Ты говори конкретно.

— Вы написали, что если к прохожему подходит полицейский, то человек не должен доказывать, что он виноват.

— И что? Обычная презумпция невиновности, Конституция Российской Федерации.

— А складывается такое впечатление, что невинных прохожих полицейские хватают прямо на улице без объяснения причин!

— Ты фантастические романы писать не пробовал? У тебя это хорошо получится.

Их горячие споры тушила Вика, которая уже по накалу страстей чувствовала, что пора мужчин кормить, а то подерутся, как дети, честное слово!

Вспомнив их последний разговор, Заурский только вздохнул — они решили теперь вообще не касаться работы. Молчок про работу, иначе расколется их дружба, как корабль об айсберг. А мужская дружба — вещь деликатная.

— Доброе утро, Егор Петрович!

— Мила Сергеевна, добрый день! Думал, что вы задержитесь, вчера ведь очень поздно ушли.

— Нет, Егор Петрович, я на работу, как на праздник.

Он понимал, что за ее шуткой скрывается правда, потому что у ответсека не было семьи, детей, а только одна работа и еще раз работа. Мила Сергеевна была женщиной грамотной, умной и газетное дело знала, как свои пять пальцев.

— Вот материал для следующего номера. Заголовок прошу поставить мой. Фотографии тоже поставь все.

— Целую полосу своей любимице даете! Опять у нас Сорнева!

— С любимицей вы хватили через край, а то, что журналист она хороший, это правда. Материал чувствует, посмотри сама. Да и куда нам с тобой без молодежи!

Мила Сергеевна взяла редакторскую читку, Юлькин материал, который правил главред, пошла за свой стол и продолжала потихоньку гудеть.

— Как работать по ночам, так Мила Сергеевна, как лавры получать, так молодежь. Пусть молодежь побегает по городу в поисках тем, наработает свои связи, а не пользуется связями начальства!

Миле Сергеевне журналист Юлька Сорнева нравилась, писала она действительно ярко, но Милу разражало, что работу ответсека замечают немногие, а вот Сорневу видят все. Почему то нынешние сотрудники стали забывать, что если главный редактор — голова газеты, то ответственный секретарь — шея, душа редакции. Именно Мила Сергеевна контролировала внутриредакционную работу, отбор материалов, график публикаций, рубрик, полос, подборок, подготовку типографского макета, непосредственно номера. На ней — договоры с организациями и авторами, с нештатными корреспондентами, плюс размещение рекламы и объявлений, у нее из-за специфики работы и личная жизнь никак не складывается. А вот у главреда есть время, чтобы отметить не ее работу, а Юлькину — журналистки хорошей, но совсем зеленой.

Мила Сергеевна погрузилась в материал, взяла в руки фотографии, думая о том, как аккуратно вплести в текст, соединить с ним четыре изображения из цеха. На одной из фотографий было что-то очень знакомое: человек стоял в группе других людей и просто смотрел в сторону. Мила Сергеевна не поверила, надела очки и пригляделась еще раз. Нет, она не обманулась. На фотографии был запечатлен ее Ромео, ее последний любовник, странный и загадочный, для которого она была Люсиндой — так иногда звали ее подружки, так звал ее и он. Под фотографией была подпись: заместитель начальника цеха Анатолий Кубарев.

Она уставилась на фото, словно увидела привидение.

Василий Егорович замялся, и Костя понял, что он совсем не хочет встречаться с пронырливой журналисткой, тем более что-то ей комментировать.

— Василий Егорович, дядь Вась, ну я тебя прошу! Ты же знаешь, что Ельчинская в больнице.

— Костя, журналисты начнут сор из избы выносить, я этого не люблю. К тому же цех позорить, которому столько лет жизни отдал… Не хочу!

— Слушай, если в цехе убивают людей, значит, что-то не так в нашем королевстве. Не зря ты меня попросил за Марией Петровной присмотреть, может, ты и вправду что-то знаешь? Настю пытались убить, а ты молчишь! Мне эта девушка небезразлична.

— Мал ты еще мне претензии предъявлять, я к убийствам никакого отношения не имею! Меня премией уже наказали, не хочу, чтобы про цех языками мели. Уже и так истории по заводу гуляют. Мне репутация цеха дороже всего!

— Поэтому и гуляют твои истории, что убийцу не нашли, а ты помочь не хочешь.

— Да что ты ко мне привязался, Костя! Других дел, что ли, нет?!

— В общем, так, Василий Егорович, я всю жизнь тебя почитал, уважаю и сейчас. Но и ты меня услышь: мы с журналисткой из газеты сейчас к тебе домой приедем, хочешь ты или не хочешь. Позиция «моя хата с краю» меня не устраивает.

— Черт с тобой! — Костя даже по телефону понял, что дядя разозлился и побагровел. — Приезжайте со своей журналисткой. Кстати, как здоровье технолога Анастасии Юрьевны?

— Слабая она, диагноз — сотрясение, пока в больнице будет.

Костя вернулся из коридора в палату и скомандовал Юльке:

— Ждет нас Василий Егорович, собирайся, поедем.

Он взял Настю за руку и строго сказал:

— Анастасия! Без меня не расслабляться! Завтра буду! Ничего, что я все время шучу? Это я нарочно, чтобы твое настроение поднять.

— Ничего. Только я вас обоих прошу: пожалуйста, не ссорьтесь.

Ехать пришлось недолго. Красный кирпичный дом, где жил Половцев, находился в центре города.

— Нравятся мне эти сталинки, новое жилье проигрывает по сравнению с ними, — рассматривая приметное кирпичное здание, заметила Юля.

Костя молчал, он обиделся на Сорневу, которая в запале наговорила ему всяких женских глупостей, и он надеялся, что Василий Егорович сейчас все расставит по своим местам. Еще он очень переживал за Настю. Девушка ему понравилась сразу, и он тут же дал ей это понять.