Предел несовершенства - Людмила Феррис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Слушай, Сорнева, что ты меня навеличиваешь? Можно просто Милой звать. А знаешь, как меня один из мужей звал, да и до сих пор подружки зовут? Люсинда. Это потому что я выбражуля была.
— Ну, в школе все мы были выбражульки.
— Не скажи, не все. Таких, как я, — поискать.
— Мила Сергеевна, а вы ни разу не пожалели о том, что расстались с мужчиной?
— Как же не пожалела? Пожалела. Мужчина знаешь для чего нужен? Я скидываю шубу, а он должен ее подхватить и подержать. Понятно, молодежь?!
— Понятно, только я привыкла все делать сама.
— В том-то и наша беда! Слушай, что там у тебя во второй серии материала? Я пока только намеки в тексте увидела, подозрения, тревогу, фактов маловато, больше эмоций.
— Ну, пока действительно много эмоций: человека убили на рабочем месте. Больше вопросов, чем ответов. Но это, как вы сказали, только начало серии.
— Ты что-то накопала еще? Рассказывай! — Мила Сергеевна словно почуяла добычу, теперь надо ловко подкрасться и цепко схватить.
— Я со многими людьми встречаюсь, вопросы задаю, слушаю, опять спрашиваю. Какая-то словесная бесконечность получается. Уже точку готова поставить, а получается многоточие. Как сегодня… Я потом расскажу, как материал напишу.
— Зря не говоришь, — поджала губы Мила Сергеевна. — Моего журналистского опыта на десять человек хватит.
— Да у меня самой сплошные сомнения. Если бы я уверена была… Человек, с которым я сегодня встречалась, тоже сомнениями поделился. Знаете, есть такая редакторская программа, которая читает смысловые пространства читателей, — такое мутное кривое зеркало. Вот и у меня такое ощущение, что я в мутное зеркало смотрю, напрягаю глаза и ничего не вижу.
— Это обычное состояние, когда пишешь материал, все время сомневаешься. Тем более что герои тебе такие же попадаются — с раздумьями и нерешительностью.
— Для Василия Егоровича Половцева — это начальник цеха, где убийство произошло, — цех — как семья, поэтому он и переживает убийство, раздумывает над обстоятельствами…
Мила Сергеевна засобиралась. У нее не было колебаний, смущения, нерешительности и прочих глупостей слабых людей, как у героев Сорневой. Женщина давно поняла разницу между слабым и сильным. Сильный человек — это человек самостоятельный, он сам решает возникающие в его жизни вопросы, а слабый без опоры на кого-то падает. Мила Сергеевна была сильной и точно знала, что делать.
Василий Егорович делал паузы, при этом вздыхал, держался за сердце, и Юлька понимала, что откровения даются ему с трудом. Да и вообще, почему она решила, что все должны с ней откровенничать? Кому интересно вытряхивать свое «нижнее белье» перед посторонним? Люди живут своей жизнью, своими проблемами, а она только и делает, что всех вокруг напрягает.
— Вы извините, Василий Егорович, у меня работа такая — совать нос во все дела. Тем более вы знаете, что я случайно оказалась на месте происшествия, но раз оказалась, мне надо найти убийцу.
— Я могу ошибаться, заблуждаться, но мне кажется, что с аварией было что-то не так.
— Что? Что не так? Почему?
— Гальваника — процесс химический, химикаты ведь могут по-разному себя вести. В общем, каждое утро, перед началом работы, заводская лаборатория проверяет концентрацию раствора, электролита, который в ванне, а только потом начинается обработка деталей. Всегда приходит одна и та же лаборантка, а здесь пришла новенькая, я это уже потом понял. Скорее всего концентрация в ваннах золочения и серебрения была низкая, не такая, как по техпроцессу, вот Федор и струхнул, обшивку ванн ломом пробил и вылил раствор, предварительно вытащив из драгметалла пластины. Раствор быстро слил, а потом только Костю на участок позвал.
— Да, я пришел, когда ванны были почти пустые. Рядом с ними стоял довольный Крупинкин. Я еще тогда удивился, Федор Павлович редко улыбался, но решил, что это у него такая реакция на стресс.
— А как же детали покрывались?
— Да вполне могли что-то другое в ванне растворить, а контролер смотрит выборочно толщину покрытия, только и всего. А к толщине покрытия вопросов как раз нет. Кстати, серебро и свинец внешне не отличишь, а вместо золота могли медь подсунуть.
— То есть вы хотите сказать, что Крупинкин мог все это время красть драгметаллы?
— Мог, но только их надо где-то сбывать и с лабораторией заводской договориться. По драгметаллам мы отчитываемся каждый месяц, комиссию мой заместитель Анатолий Кубарев возглавляет.
— Странный человек, лицо перекошено шрамами.
— Это у него последствия неудачной операции в детстве — волчьей пасти, а так он парень толковый. Правда, все время держится так, как будто хочет быть незаметным.
— Значит, авария в цехе не была случайностью?
— Понимаешь, я за два дня до происшествия был на участке и под ванны заглянул. Не было там никакой коррозии, обшивка была в норме. Не может за два дня никакой, даже самый агрессивный электролит обшивку ванны проесть. Не было ничего подобного в моей практике. Но все это гипотетически. Ты теперь, Костя, про приборы расскажи.
— Крупинкин любил в ночную смену выходить, начальства в это время почти нет, работы не так много, как днем. Я тоже пару раз с ним в ночную выходил, так вот видел, что Федор из приборов, которые уже отработали, вытаскивал золотые, серебряные и палладиевые контакты. Там из десяти граммов проволоки половина драгметалла, — мрачно сказал Жданов.
— А как же учет и контроль? — удивилась Юля.
— Да сплошная бесхозяйственность! При сдаче отходов, а сдается стружка, можно серебро свинцом заменить, и нет проблем. В болванке серебряных отходов можно отверстие просверлить и свинцом опять же заполнить. Я про приборы дяде сказал.
— А я испугался, честно, просто испугался, что комиссии начнут работать, могут чего-нибудь найти еще, кроме этого. Федор просто на глаза Косте попался, а другие воруют и не попадаются. Воровство не искоренишь приказами.
— То есть вы сделали вид, что ничего не произошло.
— Нет, не так. Я с Крупинкиным поговорил, попросил его прикрыть свой нелегальный бизнес.
— Он, конечно, согласился.
— Согласился, сказал, что черт его попутал с этими контактами. Больше заниматься этим не будет.
— А вы сразу поверили, Василий Егорович. Про аварию вы у него тоже спросили?
— Нет, не стал. Сказал только, что ванны два дня назад видел, и обшивки были в норме. Но за Крупинкина Толя Кубарев вступился, сказал, что ванна давно корродировала, надо было ее сменить.
— А Крупинкин что?
— Он молчал. Потом объяснительную написал, думаю, что под диктовку моего зама. Никому лишние проблемы не нужны, тем более с драгметаллами.
— Василий Егорович, то есть вы поняли, что вас обманывают, дурят, одним словом, и промолчали?