Предел несовершенства - Людмила Феррис

История с эротическим журналом постепенно забылась, потому что появились другие производственные события, от ремонта кузнечного пресса до возгорания масла на термичке. Но когда он узнал об убийстве Федора Крупинкина, липкий страх снова накрыл его с головой. А вдруг Федор перешел дорогу спецслужбам? Вон чего в стране делается — взрывы, теракты, а Федор мог постоять там, где не надо, и попасть под подозрение. Он умел организовать себе неприятности, вот и грохнули его.

Половцев пошел на похороны, долго сидел на кухне с Марией Петровной, слушал рассказы про дочь, про дачу в Додонове, про ее нелегкую жизнь с Федором и понимал, что вот так просто встать и уйти он не может. Гальваник и с того света цеплял его совесть своими корявыми пальцами, словно повторяя:

— Ну, вы даете, Васильегорыч!

Маша, как и Половцев, не понимала, за что могли убить мужа — вот так, заколоть пикой на рабочем месте!

— Может, вы скрываете от меня что-то? Может, он деньги кому должен? А он ведь не отдаст, если занял! Он к деньгам прилипал намертво. — И она рассказала ему историю про то, как Федька считал доллары и объявил ей, что они чужие, долг, мол, и надо отдать.

— Никому и никогда он денег не отдавал, не тот он был человек.

— Больше ты доллары дома не видела?

— Нет. Денег тоже нет, ума не приложу, где их искать. Вы же знаете, что он прижимистый был, копил всю жизнь, складывал. А жизнь прошла, и он так и не жил, как хотел, а хотел, наверное, сытно и вольготно.

Василий Егорович вдруг окончательно осознал, что Федька вполне мог вляпаться в историю, он был человеком жадным и запросто мог клюнуть на сомнительное предложение, если речь шла о деньгах. Зарплату в цехе долларами не выдавали, он это знал точно.

— Я думаю, что найдешь ты деньги на книжке, на карточке, полгода отводится на оформление наследства. Не волнуйся. — А про себя подумал другое: «Странности были в семье Крупинкиных, вот я точно знаю, где лежат наши общие накопления и какой код у зарплатной карточки жены, она тоже знает такую информацию». Но в загадочном убийстве Федора был риск для Марии Петровны, к ней тоже могут прийти, если Федор где-то засветился, значит, она явно находится в опасности. Зря пикой в грудь не убивают.

Этой ночью ему приснился Федор и христом-богом просил помочь Марии, потому что грозит ей смертельная опасность. Сон был так похож на явь, что утром он позвал домой племянника Костю, парня хорошего и надежного, которого взял на работу к себе в цех и пока ни разу об этом решении не пожалел. Костя Жданов держал слово, которое Половцев с него взял, — никому не говорить в цехе про их родство, а если кто уже про это узнал, претензий к начальнику цеха предъявить невозможно, — мастера Жданова из общей цеховой масти никто не выделял.

— Костя, у меня к тебе громадная просьба, она покажется немного странной, но я прошу тебя последить некоторое время за Марией Петровной Крупинкиной. Мне кажется, ей грозит опасность. Убийцу ее мужа пока не нашли. Снился мне Федор этой ночью. Просил за жену.

Он приходил на работу за час до ее официального начала, впрочем, в журналистике могло и не быть понятия «официальное начало рабочего дня», потому что создание газеты — это работа без временных рамок. Ну, например, сегодня Мила Сергеевна может задержаться, потому что вчера ушла с работы поздно вечером, с отправкой газеты в типографию были какие-то технические сложности, и пока газета «не ушла в нужном направлении», ответсек не покинула свой рабочий пост. Так и должно быть, это нормально для тех, кто работает у него в команде, именно в команде, без команды нет газеты, есть только «листок для чтения».

Сегодня он планировал вычитать материал — расследование Юли Сорневой и подобрать к нему заголовок, заголовок автора ему не нравился, ну не цеплял он читателя, не цеплял. Работать над заголовками Заурский любил, ведь на самом деле заголовок — это сжатое и меткое выражение сути и главной идеи материала. Он помогает читателю разобраться в многочисленных текстах газеты, судить о наиболее важных материалах и выбирать те, которые интересны. Сама статья ему понравилась — Юля умела писать, делала это с удовольствием. Она делилась мыслями, чувствами, впечатлениями о людях и событиях, которые не оставили ее равнодушной. Ее отзывы, оценки, мнения имели краски, запахи, звуки, и поэтому текст получался искренний, теплый и живой.

— Молодец, девочка, молодец, — повторял он, прочитав материал дважды. Юлька занималась журналистской провокацией. У нее не было основной версии, но она утверждала, что гальваника Крупинкина убил кто-то свой, и делала это мастерски. Руководству цеха, завода это категорически не понравится, но убийца может совершить необдуманный поступок и раскрыться.

Главред понимал, что провокация не может быть задачей журналиста, задача журналиста — объективная информация, но одно другого не отменяет, и если журналист в своих материалах не провоцирует, то грош ему цена. Заурский только сегодня утром был свидетелем замечательной телевизионной провокации. Журналист одного телеканала блестяще подловил высокопоставленного чиновника на его же глупостях: ездить только на отечественных машинах, носить одежду российского производителя, смотреть только свое кино. Но ответить на вопрос журналиста, какой отечественный фильм, увиденный в последнее время, ему понравился, чиновник не смог. Провокация — великое оружие, где вопрос иногда бывает важнее ответа.

— А если вот так! — Заголовок, который он придумал, ему нравился. — Есть еще порох в пороховницах! — похвалил он себя.

Фотографии выразительные, нужно использовать все, — нет, не зря он отдал целую полосу журналисту Сорневой! Валерка Голызин может обидеться, он же сначала следак, а потом друг. Когда-то они договорились, что будут сотрудничать, но, как оказалось, каждый понимал это по-своему. Валерка считал, что главред должен докладывать ему о ситуациях, которые интересны милиции, а Заурский считал, что следаки должны им, журналистам, подкидывать информацию. Этому спору не было конца.

— Ведь есть же такие ситуации, когда вам не разрешают проводить расследование, а мы делаем публикацию на запрещенную для вас тему, снимаем, по сути, запрет, формируем общественное мнение и, наконец, делаем официальные запросы, почему молчат правоохранительные органы.

— Ага, а я получаю «большой палкой по башке» с вопросом, откуда журналисты об этом узнали.

— Да мало ли откуда мы можем узнать, сейчас век информационных технологий, социальные сети! Я сам иногда узнаю что-то важное для газеты из Фейсбука.

— Да не поверит мне начальство, начнет меня подозревать, я с тобой знакомства не скрываю.

— Так пользуйся нашим знакомством в интересах дела! Используй для своей работы нашу газету.

— Нет, Егор, это для меня рискованно. Мы сами по себе, а вы уж тоже как-то без нас.

— В чем твой риск, сформулируй. В чем?! Скажи, чем ты рискуешь? Привыкли информацию от народа скрывать, а это уже вчерашний день.