Семейные ценности - Мила Гусева

прикасаться к себе, надавливает чуть сильнее — обычно этого бывает недостаточно, её пальцы слишком мягкие и нежные — но не в этот раз. Когда горячие губы Торпа перемещаются на тяжело вздымающуюся грудь, а зубы на долю секунды смыкаются вокруг давно затвердевшего соска, всё её тело содрогается во второй раз.

Она успевает лишь мимолетно подумать, что в мощном выбросе гормонов, спровоцированном беременностью, определенно есть свои преимущества… Но мысль испепеляется новой вспышкой желания. Буквально рыча от невероятно сильного возбуждения, Ксавье стискивает её бедра и сам направляет член внутрь. Пульсирующие мышцы податливо расслабляются, а глубина проникновения заставляет Аддамс выгнуться в спине.

Она уже намеревается начать двигаться в излюбленном быстром темпе — но Торп сильнее сжимает её разведенные бедра, не позволяя опуститься до конца.

— Мы должны быть осторожными… — его проклятое благоразумие, как всегда, некстати.

Уэнсдэй невольно задаётся вопросом, как он может думать об осторожности в такой момент, но не может не признать, что Ксавье прав.

Но удержаться от маленькой мести она не в силах. Перемещает руки с его плеч на спину и, со всем присущим ей садизмом, издевательски медленно проводит заострёнными ногтями вдоль линии позвоночника, оставляя глубокие полосы. Местами проступают бисеринки крови.

Торп шипит сквозь зубы от резкой вспышки боли, его пальцы впиваются в её бледную кожу, оставляя на бедрах лиловые отметины — но он не теряет рассудка. Продолжает мягко, но уверенно контролировать глубину проникновения, не позволяя ей делать слишком резких движений. Аддамс хочет возразить, хочет протестовать, хочет вернуть власть над происходящим… но не может.

Каждый плавный толчок отзывается во всём теле волной жара — приятной, тягучей, нарастающей и отступающей упоительно медленно. Уэнсдэй чувствует себя совершенно безвольной, раз за разом выгибаясь навстречу трепетным касаниям.

Его жаркие губы на её извечно ледяных.

Его гипнотизирующий взгляд, погружающий в состояние блаженного транса.

Его руки на её бедрах, талии, груди… Везде.

Его парфюм — древесный, с нотками специй — окутывающий дурманящим облаком.

И совершенно безумное ощущение его твердого члена, плавно скользящего внутри её тела, вмиг ставшего таким податливым.

Невыносимая волна нежности плавит лёд.

Повинуясь внезапному порыву, Аддамс вдруг смягчается. Пальцы с заостренными ногтями, раздирающие его спину до кровавых царапин, расслабляются и невесомо обводят линии выступающих косточек вдоль позвоночника. Вишневые губы касаются скул Торпа лёгкими ласкающими поцелуями. Затем опускаются на шею — но не прикусывают до собственнических отметин, а всего лишь прижимаются к тёплой коже, под которой быстро пульсирует сонная артерия.

Ксавье улыбается и едва слышно бормочет какие-то нежные глупости — совершенно дурацкая привычка, которая почему-то не вызывает привычного раздражения.

А секундой позже вновь перехватывает инициативу — переворачивает Уэнсдэй на спину, подминая под себя. Она лишь прикрывает глаза. Сопротивляться не хочется.

Хочется раствориться в моменте.

Хочется, чтобы это не заканчивалось.

Ловко перехватив тонкие запястья, он одной рукой удерживает её руки над головой и немного ускоряет темп. Жар между раздвинутых ног с каждым новым толчком поднимается всё выше. Течёт по венам выбросом адреналина, воспламеняет нервные окончания, отключает разум.

— Прикоснись ко мне, — шепчет она почти умоляюще, в сладком полузабытье.

Ксавье подчиняется — отпускает её запястья и скользит ладонью между объятых жаром тел. Уэнсдэй непроизвольно задерживает дыхание на несколько мучительно-прекрасных секунд… А затем его пальцы ложатся на клитор, и огонь внутри вспыхивает пламенем стремительного лесного пожара. С губ срывается особенно громкий стон, и удовольствие — сокрушительное, подобное урагану последней категории — накрывает её с головой.

Она растворяется в невероятно острых ощущениях, теряя связь с реальностью, пока Ксавье делает ещё несколько глубоких плавных толчков — и кончает с её именем на губах.

— Я тоже, — шепчет она совершенно севшим голосом, чувствуя, как тёплая жидкость заполняет её изнутри.

— Что? — судя по интонации, он улыбается.

— Я не ответила тогда, в начале… Я тоже люблю тебя.

Они ещё долго лежат на диване — неудобном и слишком тесном для двоих, но такие мелочи абсолютно не волнуют ни его, ни её. Ощущение близости заставляет забыть обо всех неудобствах. Время замедляет свой ход, тянется как ириска — мягкая и сладкая.

И Аддамс отчаянно хочется, чтобы так было всегда.

Но всегда так быть не может.

Следующее утро приносит рутинную суету и ворох неотложных дел — благополучно проспав будильник, Уэнсдэй носится по дому стремительным вихрем. Чертов Картер назначил общий сбор в участке в безбожные восемь тридцать утра. Она едва успевает принять душ и накинуть первое попавшееся платье, а по дороге в полицию — получить несколько новых штрафов за превышение скорости.

Косички сегодня не входили в приоритеты — отнимали непозволительно много драгоценного времени — поэтому пришлось ограничиться высоким хвостом.

А ещё она не успела принять спасительную двойную дозу кофеина, и оттого настроение упорно стремится к нулевой отметке.

— Праздник какой-то? — иронично поддевает инспектор Шепард, недвусмысленно намекая на внешний вид Аддамс, когда она усаживается за стол слева от него.

— Просто заткнись, — Уэнсдэй даже не пытается скрыть крайней степени раздражения.

Впрочем, опоздала не только она.

Ещё пара-тройка офицеров, имен которых она почти не помнит, просачиваются в кабинет, сонно зевая и потирая осоловевшие глаза.

Омерзительно бодрым выглядит лишь лейтенант Картер, прикрепляя к большой карте штатов фотографии жертв и разноцветные стикеры с описаниями преступлений. А затем отступает на несколько шагов назад, внимательно осматривая результат собственных действий.

Аддамс машинально моргает, пытаясь сосредоточиться на предоставленной информации. Шестерёнки в голове постепенно начинают вращаться, улавливая несколько закономерностей — убийства всегда происходят в неблагополучных районах, жертвами становятся молодые одинокие женщины… И маньяк словно продвигается с запада на восток.

Увлеченная мыслительным процессом, она не сразу замечает, что Картер подходит ближе.

— Это вам, Уэнсдэй, — лейтенант вдруг ставит на стол перед ней крафтовый стаканчик, источающий насыщенный кофейный аромат.

Аддамс резко вскидывает голову, впившись в него холодным немигающим взором.

Остальные полицейские недоуменно переглядываются.

— Тройная порция эспрессо. Уточнил у инспектора, что вы предпочитаете… — зачем-то поясняет Картер, слегка улыбаясь самыми уголками губ. Очевидно, на её лице явственно читается весь спектр негативных эмоций, потому что мгновением позже лейтенант виновато пожимает плечами и добавляет. — Маленькая компенсация за ранний подъем.

— В этой комнате ещё пять человек, которые были вынуждены рано встать по вашей милости, — саркастически изрекает Уэнсдэй, надменно изогнув бровь. — Предлагаете нам пить по очереди?

Копы начинают тихонько посмеиваться, взирая на разыгравшуюся сцену с нескрываемым любопытством. Шепард и вовсе присвистывает, предвкушая как минимум кровавую расправу.

Но лейтенант сохраняет тотальную невозмутимость.

— В этой комнате всего одна красивая девушка, которую я хотел бы немного