Семейные ценности - Мила Гусева

Эфемерия

Семейные ценности

========== Часть 1 ==========

Комментарий к Часть 1

Саундтрек:

Maneskin — The Loneliest

Приятного чтения!

Age: 28

— Уэнсдэй, ты должна мне помочь!

Блондинистый вихрь в легком пальто цвета пудры решительно залетает в её кабинет, гулко стуча каблуками по мраморной плитке. Энид выглядит несколько потрепанной — платиновые локоны собраны в неаккуратный пучок, верхняя одежда небрежно наброшена поверх насыщенно-розовой, явно домашней футболки.

Уэнсдэй с нескрываемым недовольством откладывает в сторону увесистую папку с отчетом о вскрытии и, сцепив в замок бледные пальцы с извечно черным маникюром, воззряется на бывшую соседку исподлобья.

— Это вопрос жизни и смерти! — Синклер складывает ладони в молитвенном жесте с драматичностью, достойной Оскара.

На самом деле, она уже давно носит фамилию своего горячо обожаемого Аякса вместе с золотистым ободком обручального кольца — но Уэнсдэй, с присущим ей консерватизмом, упорно продолжает называть её также, как и двенадцать лет назад.

Сама же Аддамс, лишь с третьего раза приняв предложение руки, сердца и всех прочих конечностей Торпа, предпочла оставить свою фамилию. Это стало первым безоговорочным пунктом в их устном брачном договоре.

— Никакой пышной свадьбы. Никаких неизвестных дальних родственников на ужине. Никаких домашних животных. Никаких детей… И, разумеется, я не возьму твою фамилию, — твердо чеканила она, загибая пальцы раз за разом, пока у Ксавье не защемило мениск от долгого стояния на одном колене посреди их огромной мрачной гостиной.

Но он всё равно ликовал. Ведь две предыдущие попытки не увенчались даже минимальным успехом.

Во второй раз они даже поругались.

Как никогда сильно.

— Ты хочешь ограничить мою свободу. Вечно тянешь меня назад, хотя поклялся этого не делать, — резко бросила Аддамс тогда, отчаянно желая уязвить как можно больнее. Задеть за живое. Она слишком привыкла маскировать собственные опасения намеренно преувеличенной жестокостью.

И Ксавье молча повернулся и ушел из дома в темноту ненастной осенней ночи, не захватив даже куртку. Она пожалела о своих словах сразу же, как только за ним громко захлопнулась дверь.

И всю ночь не сомкнула глаз.

Он тогда вернулся лишь под утро — насквозь промокший и дрожащий от холода — и Уэнсдэй босиком бросилась к нему через всю гостиную и длинный коридор прихожей.

— Ну что ты творишь? Пол же ледяной… Простудишься, — уже совершенно беззлобно проворчал Ксавье и решительно сгреб её на руки. Он всегда так поразительно легко её прощал.

И всегда заботился о ней намного больше, чем о себе.

Она делала вид, что это раздражает.

Конечно, всё было с точностью до наоборот.

И он всегда это знал.

— Это очень, ну просто катастрофически важно! — Энид настойчиво требует к себе внимания, вырывая её из водоворота внезапно нахлынувших воспоминаний.

— Начался Апокалипсис? — лицо Уэнсдэй хранит совершенно бесстрастное выражение.

— Ещё хуже! — небесные глаза широко распахиваются, и Синклер принимается быстро расхаживать по кабинету, словно не способна оставаться статичной дольше тридцати секунд. И тут же начинает быстро тараторить. — Я ещё две недели назад записалась на маникюр и педикюр, специально отменила рабочую встречу, чтобы выгадать время… А сегодня с утра наша няня внезапно звонит и говорит, что сломала мизинец на ноге о дверной косяк!

— Какая полезная информация, — Аддамс едва заметно поджимает губы, накрашенные вишневой помадой, и вновь тянется к папке с материалами дела.

— Уэнсдэй, понимаешь, мне не с кем будет оставить близнецов… — жалобно сообщает блондинка.

— Я изначально предлагала тебе оставить их в роддоме, — ядовито парирует Уэнсдэй, скользя указательным пальцем по мелко напечатанным строчкам в безуспешной попытке вникнуть в отчет патологоанатома.

— Ты шутишь совершенно несмешно, — Энид всегда становится непривычно серьёзной, когда саркастические высказывания Аддамс затрагивают её детей. Похоже, именно это и называется материнским инстинктом.

— Я никогда не шучу.

— Слушай, я всех уже обзвонила, никто больше не может. Аякс зашивается на работе с этой дурацкой сделкой с японцами… Йоко опять улетела в Европу, а Дивина с мужем…

— Энид, — Уэнсдэй поднимает на неё прохладный непроницаемый взгляд. От мелькания бывшей соседки и приторного аромата её парфюма у Аддамс начинает болеть голова. — Мне это неинтересно. Ближе к делу.

— Ладно, ладно… — блондинка делает глубокий вдох, набирая в легкие побольше воздуха, и на одном дыхании выдаёт. — Ты ведь посидишь с ними?

— Ты упала и ударилась головой об асфальт? — смоляные брови резко взлетают над умело подведенными угольными глазами.

— Эм… Да нет вроде… — Энид выглядит слегка озадаченной.

— Тогда я не могу объяснить, каким образом ты пришла к этой чудовищной идее. Очевидно, что я дам отрицательный ответ.

— Уэнсдэй, это всего лишь на пару часов! Пожалуйста!

— Нет. Ты прекрасно знаешь, что я ненавижу детей.

Решив, что разговор окончен, она снова склоняется над столом и принимается скрупулезно раскладывать листы по порядку. Нужно будет внимательнее сравнить отчет о вскрытии новой жертвы с предыдущими, но и без того очевидно, что это дело рук одного человека — слишком схож почерк убийств. Жертвами всегда становятся молодые женщины в возрасте от семнадцати до двадцати семи, все убийства совершены колюще-режущим предметом прямо в область сердца, и у всех погибших срезана прядь волос на виске… Похоже, в городе завелся новый маньяк-виртуоз, ловко ускользающий из рук полиции раз за разом.

Дело обещает стать интересным — на меньшее Аддамс и не подписывается. Полиция уже не первый год обращается к ней в самых исключительных случаях.

Пожалуй, нужно будет ещё раз съездить на место преступления — в первый раз она была там глубокой ночью сразу после происшествия и легко могла упустить из виду мелкие детали.

Не отрывая сосредоточенного взгляда от фотографий трупа, сделанных крупным планом, она машинально тянется к верхнему ящику стола, где лежат ключи от машины.

— Ну Уэнсдэй… — упрямо канючит Синклер, о присутствии которой Аддамс уже успела позабыть. — Пожалуйста-пожалуйста. Они будут вести себя тихо! Проси взамен, что хочешь.

— Я же сказала. Нет и ещё раз нет, — она резко вскидывает голову, от чего пульсирующая боль в висках становится ощутимее. Черт бы побрал Синклер и её семейку… Похоже, потребуется анальгин.

— Ты только посмотри на мои ногти, это же просто ужасно… Как я могу брать интервью у звезд мирового масштаба с таким маникюром? — блондинка подходит ближе к столу и сует ей под нос руку с изрядно отросшими ногтями нелепого цвета фуксии.

— Ты никогда не брала интервью у звезд мирового масштаба, — фыркает Уэнсдэй и машинально подается назад. Невыносимо-сладкий аромат парфюма щекочет в носу, заставляя её слегка