Пособие по выживанию для оборотней - Светлана Гусева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не смей пробовать на мне свои штучки! — Ярость в нем всколыхнулась с новой силой.
— Какие штучки? — Майя спокойно отставила пустую чашку.
— Эти… эти… колдовские! Ты же сама сказала, что ты ведьма!
— А ты развернулся и вышел, словно в этом нет ничего удивительного! Я думала, тебе захочется узнать хоть что-то! — Теперь он видел, что ее тоже можно вывести из себя. — А сейчас смеешь делать выводы о том, о чем не имеешь ни малейшего понятия! И даже не дал себе труда разобраться, в чьем доме живешь и что все это значит! Ты сейчас в чем меня упрекаешь?
В уголках серых глаз блестели гневные слезы. Майя одним движением рукава смахнула их и поднялась, убирая чашки, — видимо, хотела уберечь теткин сервиз от бешеного жильца.
Туомас не ожидал такого отпора. Ярость сразу утихла, ей на смену пришла неловкость. Чай кончился, и казалось, не осталось ничего, что могло бы помочь общению. Одиночество и это чувство, которое «сколько бы ты ни пытался объяснить, тебя не поймут», о котором столько писалось в «Пособии по выживанию…», прожигали насквозь.
— Прости… — пробормотал Туомас через несколько минут. — Я… я хотел спросить, просто…
— Думал, око за око? — сев обратно за стол, задала Майя непонятный вопрос и тут же пояснила: — Ты думал, за откровенность придется платить откровенностью?
Туомас покраснел и отвернулся. Никто не должен откровенничать с ним… ведь если он никому не может открыть правду, то и чужие секреты пусть так и остаются секретами.
— Пойдем, — девушка протянула ему руку. — Пойдем, не бойся. Я не сделаю никаких «штучек» без твоего желания.
Ее ладонь была холодная и немного влажная — тоненькие пальцы проскользнули в его руку, словно птичка в огромную клетку. Они вышли из кухни, после чего Майя толкнула дверь в ближайшую комнату. Первое, что он увидел, — широкие, распахнутые настежь окна во всю стену, из которых тянуло сыростью и теплом. Две стены во всю высоту занимали стеллажи, уставленные книгами и стеклянной посудой, чье содержимое источало тот самый аромат, едва не сбивший его с ног в первый день появления здесь. Стол в центре закрывала темная ткань, свисавшая до самого пола, застеленного мягким ковром. Колода карт и мешочек с костями исчезли, от запахов остался лишь приглушенный след, и ведьминский кабинет обернулся обычной, пусть и старомодной гостиной.
Майя кивнула на кресло у окна, а сама расположилась на мягком пуфе прямо у стола; за ее спиной угрожающе кренилась набок стопка небрежно переплетенных амбарных тетрадей.
— Современное колдовство совсем не похоже на то, что ты мог представлять, — спокойно начала она. — Мы почитаем Богиню, ну, или Природу, если хочешь. Природу в лице Богини, так будет правильнее.
— Мы? — вклинился Туомас и замолк, страшась нарушить едва восстановленное равновесие.
— Конечно мы. Никто не занимается подобными вещами в одиночку — только шарлатаны и новички. Каждый должен подчиняться порядку и соблюдать правила — иначе наступит хаос. Каждый должен… знать свое место, — она сглотнула и оборвала фразу.
Что-то в ее тоне подсказало Туомасу, что сама Майя не до конца разделяет категоричность собственных слов.
— И вы… собираетесь вместе? Устраиваете… — он запнулся, не припомнив аналога на русском. — Noitapiiri? Sapatti?
— Шабаш, да. Мы так иногда его называем, — Майя улыбнулась. — Прямо как в сказках. Но сейчас в этом не осталось ничего страшного. Просто проводим ритуалы колеса года или провожаем старый, поем песни, обмениваемся опытом.
Туомас некоторое время размышлял над услышанным. Современные ведьмы с красивыми свечками и хороводами под приятную музыку? Он снова оглядел комнату, которую до этого видел лишь мельком из-за резкой реакции на запахи. Сейчас же, благодаря предусмотрительно распахнутым окнам, он почти их не чувствовал. Рассказ Майи казался слишком упрощенным, словно что-то важное оставалось невысказанным, но Туомас не ощущал себя вправе учинять допрос… только не сейчас и не так.
Ему нужно бежать, но, если ей так важна эта исповедь, он готов ее выслушать.
— Почему ты… Что, каждый может вот так стать ведьмой? Готовить всякие… травки?
— Не каждый, — качнула головой Майя. — Многим это и не нужно — они просто любопытствуют, а потом идут своей дорогой.
Туомаса осенило:
— Твоя тетя Анфиса… Это она тебя научила?
— Можно и так сказать. — Майя больше не улыбалась. — Тетя Анфиса была очень известной ведьмой. Настоящие чудеса творила: иногда смотрела человеку в глаза, касалась пальцами висков — и он чувствовал себя намного лучше. У меня… нет такого дара.
Туомас рассеянно кивнул. Это было ему понятно — унаследовать дело близкого человека и посвятить ему жизнь, даже если сам не настолько хорош. В свое время так же поступила и Ханна, став по примеру матери медсестрой в госпитале. Туомас поначалу сомневался, что это действительно ее призвание, — они вели длинные разговоры о том, что не стоит брать на себя никаких обязательств в память об умерших, но время показало, что он ошибался, — Ханна получала от работы настоящее удовольствие и в придачу познакомилась в больнице с Уве. Теперь у нее есть на кого опереться, раз уж брату не повезло встретиться с оборотнем в ночь полнолуния. Так или иначе, он всех оставит позади… и чем раньше с этим смирится, тем лучше.
Тишина больше не давила, и Туомас наконец нашел в себе силы начать рассказ.
— Сегодня привезли мальчика, он очень сильно пострадал. Страшные раны, казалось, на нем не осталось живого места. Три часа операция. И я… Мне было так больно его видеть потом, что я… я подумал… Он может никогда не оправиться! Это не будущее, это проклятие. Это боль и мучения близких. Зачем такая жизнь, когда ему всего… — Туомас сообразил, что не знает, сколько подростку лет. — Может, лет двенадцать… И он будет страдать всю жизнь! Никто не вернет ему вчерашний день, когда все было в порядке. Я… — он не смог закончить фразу.
Майя ждала. Помолчав, Туомас добавил:
— Доктор Герман теперь меня и на порог не пустит. И будет прав.
— Чушь какая! — Майя взмахнула рукой у него перед носом, даже не пытаясь выяснить, что же случилось в больнице. — Собирался бы не пустить — я бы уже знала. Завтра пойдешь с утра к нему и все выяснишь.
Она помедлила, потом подошла и осторожно положила руки ему на плечи.
— Это жизнь, Том. В ней очень много боли — своей