Том 2. Кошачье кладбище - Стивен Кинг

— От Стенли Бушара, от кого ж еще? — даже удивился Джад.

— Он просто рассказал и все?

— Нет, не просто. Тут рассказом одним не обойтись. Я тамсвоего Пестрого похоронил. Мне в ту пору десять лет стукнуло. Раз Пестрыйпогнался за зайцем да напоролся на ржавую колючую проволоку. Видать, заразакакая попала, ну, он и сдох.

Что-то показалось Луису сомнительным, что-то явно несовпадало с прежним рассказом Джада о своей собаке. Но усталый мозг отказывалсяискать разгадку. Джад замолчал, лишь взглянул на Луиса, и взгляд его былнепроницаемым.

— Спокойной ночи, Джад.

— Спокойной ночи. — И, прихватив кирку с лопатой, старикпошел через дорогу.

— Спасибо! — крикнул Луис вдогонку.

Джад не обернулся, лишь поднял руку, дескать, слышу вас.

Не успел Луис войти в дом, как зазвонил телефон.

Морщась от боли в спине и ногах, он бросился бегом на кухню,где так тепло и… все же не успел. Отзвенев пять или шесть раз, телефон умолк.Луис все же поднял трубку, но услышал лишь гудки.

НАВЕРНОЕ, РЕЙЧЕЛ. СЕЙЧАС ПЕРЕЗВОНЮ.

Но неожиданно даже набрать номер показалось ему усилиемчрезмерным. Устал… Неохота выделывать деликатные словесные па с ее матушкой, атем более с отцом, которому только бы чековой книжкой размахивать. Даже сРейчел неохота говорить, даже с Элли — она, конечно, еще не спит, в Чикагосейчас только половина восьмого. Дочка непременно спросит его о Чере.

А ЧТО — ЧЕР? ВСЕ РАСПРЕКРАСНО: ЕГО СБИЛ БЕНЗОВОЗ. СМЕРТЬ ПОДЛЕГКОВОЙ МАШИНОЙ НЕ ТАК ДРАМАТИЧНА. ПОНИМАЕШЬ, О ЧЕМ Я? НЕТ, НУ И НЕ БЕДА. КОТПОГИБ, НО ШКУРКА ПОЧТИ НЕ ПОСТРАДАЛА. МЫ С ДЖАДОМ ЗАКОПАЛИ ЕГО НА ИНДЕЙСКОМКЛАДБИЩЕ, ЭТО РЯДОМ С КОШАЧЬИМ. ПРОГУЛЯЛИСЬ ЧТО НАДО. СВОЖУ ТЕБЯ КАК-НИБУДЬ.ПОЛОЖИШЬ ЦВЕТЫ НА ЕГО МОГИЛКУ, ПАРДОН, НА ПИРАМИДКУ. СВОЖУ НЕПРЕМЕННО, ДАЙТОЛЬКО ТРЯСИНЕ ЗАМЕРЗНУТЬ И МЕДВЕДЯМ УСНУТЬ НА ВСЮ ЗИМУ.

Повесив трубку, пошел в ванную, наполнил раковину горячейводой, снял рубашку, ополоснулся до пояса. Вспотел он как свинья, хотя ихолодно, и пахло от него соответственно.

В холодильнике нашел остатки мясного рулета, сделалбутерброд, приправил его сладким луком, поразмыслив, сдобрил еще и кетчупом,пришлепнул сверху другим ломтем хлеба. Случись рядом Элли или Рейчел, они быбрезгливо поморщились — фу, разве такое можно есть! Да, милые женщины, вымногое потеряли, подумал Луис, с наслаждением уплетая бутерброд. КОНФУЦИЙГОВОРИТ: КТО МНОГО ПОТЕЕТ, ТОТ МНОГО ЕСТ. Луис улыбнулся и запил кулинарныйизыск молоком — прямо из пакета, что тоже не понравилось бы Рейчел. Поднялся вспальню, разделся и, не почистив зубы, лег спать. Все маленькие болестисобрались вдруг воедино и застучали большим молотом внутри, отчего, как нистранно, становилось даже покойнее.

Да, часы, разумеется, лежали там, где он их оставил. Ипоказывали десять минут десятого. Невероятно!

Он выключил свет, повернулся на бок и тотчас заснул.

Проснулся часа в три утра — захотелось в туалет. Стоя подярким неоновым светом, созерцая струйку, бьющую в унитаз, он задумался и вдругизумленно вытаращил глаза: вот оно — несоответствие! Не сходятся, не сходятсяконцы, не стыкуются Джадовы россказни!

Сегодня старик сказал ему, что похоронил Пестрогодесятилетним мальчишкой и что тот умер от заражения крови, напоровшись наколючую проволоку. Но тем утром в конце лета, когда вел всю семью Луиса наКошачье кладбище, рассказывал иное: дескать, собака его умерла от старости ипохоронена рядом с другими зверушками. Даже колышек с табличкой показал,правда, надпись от времени стерлась.

Луис спустил воду, выключил свет, вернулся в спальню. Что-тоеще царапало память, что-то еще напутал старик. Ага, нащупал: Джад — ровесниквека. На Кошачьем кладбище он сказал Луису, что собака у него умерла в началепервой мировой, значит, либо в четырнадцатом году, когда занялась война вЕвропе, или в семнадцатом, когда вступила Америка. Соответственно и Джаду былолибо четырнадцать, либо семнадцать лет.

А сегодня вечером он заявил, что похоронил своего Пестрогодесятилетним мальчишкой.

НО ОН СТАРИК, А СТАРИКИ ВЕЧНО ПУТАЮТ, пытался найтиоправдание Луис. САМ ГОВОРИЛ, ЧТО НАЧИНАЕТ ЗАБЫВАТЬ ИМЕНА, АДРЕСА. ДАЖЕ ОВАЖНЫХ ДЕЛАХ, ПРОСНУВШИСЬ ПОУТРУ, НЕ ПОМНИТ. ХОТЯ ДЛЯ СВОИХ ЛЕТ ОН ЕЩЕ МОЛОДЦОМДЕРЖИТСЯ. В МАРАЗМ НЕ ВПАЛ, ПРОСТО ПАМЯТЬ ПОДВОДИТ. НЕУДИВИТЕЛЬНО, ЧТО МОГЗАБЫТЬ, КОГДА И КАК СОБАКА ПОМЕРЛА. СЕМЬДЕСЯТ ЛЕТ КАК-НИКАК МИНУЛО. НЕЦЕПЛЯЙСЯ, ЛУИС.

Сон, однако, не шел. Долго лежал, прислушиваясь к ветру,гулявшему под крышей обезлюдевшего дома.

Все-таки он забылся, хотя и не заметил, когда. Емуприслышались шаги босых ног по лестнице…

ОСТАВЬ МЕНЯ В ПОКОЕ, ПАСКОУ, СУДЬБЫ НЕ ИЗМЕНИШЬ, МЕРТВОГО КЖИЗНИ НЕ ВОРОТИШЬ. И шаги стихли.

И беспокойный дух Виктора Паскоу далее не донимал Луиса ниво сне, ни наяву, хотя много необъяснимого произошло в сгущавшихся сумеркахгода.

Проснулся он в девять утра. В окно ярко светило солнце.Зазвонил телефон. Луис дотянулся до трубки, рявкнул:

— Слушаю!

— Привет! — услышал он голос Рейчел. — Разбудила, никак? Ну,наконец-то!

— Да, разбудила, будь ты неладна!

— У-у-у, какой злючка-медведь в берлоге. Вчера весь вечерназванивала. У Джада был, что ли?

— Да, — чуть поколебавшись, ответил Луис. — Норма ушла ккому-то на праздничный ужин, вот мы и решили по лишней банке пива выпить. Я самтебе собирался позвонить, но… как-то не вышло.

Рейчел рассказала ему о своих родителях (без чего онпрекрасно бы обошелся). Лысина у отца растет не по дням, а по часам (и поделомему, злорадно ухмыльнулся Луис).

— Хочешь с Гейджем поговорить?

— Давай его сюда. Только скажи, чтоб трубку сразу не бросал,как в прошлый раз.

На другом конце провода зашуршало, зашептало: Рейчел училамалыша сказать «Здравствуй, папа».

— Здастуй, апа!

— Здравствуй, Гейдж! Как делишки? Как тебе там живется?Небось все дедушкины трубки со стеллажа пораскидал? Очень на это надеюсь. Аеще, сынок, распотроши-ка его коллекцию марок.

Гейдж гукал и радостно пускал пузыри, впрочем, некоторыеслова он уже выговаривал: мама, Элли, баба, деда, би-би (причем это получалосьу него особенно гнусаво), ка-ка.

В конце концов Рейчел отобрала у малыша трубку, к егогромогласному возмущению и к Луисову облегчению. Он, разумеется, души не чаял всыне, но говорить с полуторагодовалым несмышленышем все одно что играть в картыс полоумным: и карты в раскидку, и запись наперекосяк.