Былое - Александр Дмитриевич Зятьков

грузовых железнодорожных составов, они стали гораздо более тяжеловесными, вес ранешних трех паровозных составов тащил один тепловоз. Были и другие факторы.

Началась кукурузная эпопея. Я был уже старшеклассником и помню ее очень хорошо.

Нажим сверху в пропаганде и распространении этой сельскохозяйственной культуры был просто невероятный. Ее и раньше немножко сажали, зерна кукурузы, приготовленной на посадку, были в бумажных мешках и протравлены ввиду защиты от вредителей, здорово горчили, и сохранность этих зерен обеспечивалась полностью. А тут на посадку стали приходить целые вагоны с семенами, вкус у них был непривычный, не нравились они нам. В Молдавии и на Украине кукуруза в почете, тут все дело в привычке. И еще непривычно, что проезжаешь по разным угодьям и везде посажена одна только кукуруза. Буквально прошлый год едешь на покос, на рыбалку или охоту, по грибы, просто в соседнюю деревню — здесь пшеница посажена, вот подсолнечник на силос, тут клин овса, где горох увидишь, где ячмень, сейчас же кукуруза и кукуруза, что либо другое посаженное можно было увидеть только на огородах. Робкие попытки директоров совхозов, председателей, посеять что-либо более нужное, привычное в здешних условиях, пресекались уже из района незамедлительно, решительно и круто.

В школе же на уроках эту кукурузу превозносили, как только могли, не верить всем этим рассказам оснований не было, показывали Никиту Сергеевича, стоявшего в трехметровой высоты зарослях кукурузы или державшего в руках полуметровый початок. Климат в нашей местности не такой уж гиблый, что-то вырастало, но уже через год все хозяйства и предприятия, хоть как-то причастные к кукурузе, стали испытывать финансовые трудности и недовольство.

Еще придумали способ посадки этой культуры — квадратно-гнездовым методом. На краю поля крепили толстую стальную проволоку, она проходила через сеялку и тянулась через все поле, на проволоке этой через каждые семьдесят сантиметров был круглый шарик — узелок, трактор тянул сеялку, там что-то оттягивалось, щелкало и в центр квадрата помещалось, садилось семечко. На другом конце поля, напротив, в полусотне метров от края, находились мы, школьники. У каждого была лебедка, в ней на барабане был закреплен другой конец проволоки и намотано несколько витков. Лебедку эту оттягивали, сколько можно, разводили крылья с шипами и вдавливали их в землю. Трактор приближался к нам, натяжение ослабевало и мы натягивали эту проволоку посильней. Сколько мороки и обидно еще, что грачи наловчились отыскивать в центре квадрата посаженное зерно. Наверно, и не так уж оно было скрыто — идешь по этому полю через месяц-другой, а вокруг множество пустых квадратов. Проволока с узлами, надо думать, была не так уж проста в изготовлении, впоследствии никуда не годилась и ее бросали на опушках лесов.

Кстати, на этих опушках чего только не было. Сломанные, покореженные сеялки, тракторные грабли, бороны, особенно много было кольчатых катков, которыми прикатывали почву после посадки. Они до того забивались землей и стерней, что с ними ничего нельзя было поделать, их стаскивали на опушку, а потом про них забывали. Даже спустя два-три года надо было хорошо оббить землю, чтобы увидеть что-то железное. Долго все это являлось непременной частью пейзажа почти в каждом лесу, но после горбачевской перестройки, в ее результате дошли руки и до этого, можно было это железо свезти на пункт приема вторчермета и хоть что-то получить. Поистине, нет худа без добра.

Не повторила кукуруза подвиг картофеля. Тот, хоть поначалу и с превеликим трудом, нашел свой путь к умам и желудку народа, заслужил звание второго хлеба. А к кукурузе на многие годы осталось в результате, мягко сказать, непродуманных действий, отношение пренебрежительное, даже недоброжелательное, слишком уж дорого обошлась эта авантюра. Осталась она в памяти народной, как одна из серий «Хотели как лучше»…

В этом году состоялся ХХI съезд партии, внеочередной, как говорили. Об этом съезде известно мало, но нам в школе часто повторяли высказывание Хрущева, которое он сделал на этом съезде. Он заявил, что социализм в нашей стране победил полностью и окончательно и теперь страна приступает к полному развертыванию программы строительства коммунизма. Еще в отличие от прошлых пятилетних планов здесь был принят план семилетний, седьмая семилетка, 1959–1965 годы, и последующие пятилетние планы более удобно совпадали с календарем.

Немного позже, на ХХII съезде, сочинили «Моральный кодекс строителя коммунизма» и плакаты с этим текстом долгое время висели в простенках и проемах окон во всех конторах, школах, воинских частях и других организациях. Очень был он похож на механическую инструкцию и вызывал чувство какого-то неприятия, отторжения, хотя все параграфы там напоминали библейские заповеди.

Дядя Гриша с большим скепсисом относился к такого рода нововведениям. Я и младший его сын Витька пытались убедить его в том, что начинается совсем другая жизнь, где все, что делается, для лучшей жизни для нас и для всех. — Нет, ребятки, — отвечал дядя Гриша, — не получится у вас ничего. Много в людях скверны и ничего с этим не сделаешь. Не тот у нас сейчас народ, не то время, чтобы с ним так шутить, — и начинал рассуждения о том, что одни будут работать, а другие сядут на шею и ножки свесят. Много он говорил, хотел высказаться о наболевшем хотя бы перед нами, сейчас я вижу, как во всем он был непреклонно прав.

До этого времени, конца 50-х годов и спустя еще лет десять, можно было примерно определить, каким был Вагай на момент завершения железнодорожного строительства и начала регулярного прохождения поездов по вновь построенному пути, то есть на 1912-й год. Старожилы рассказывали, что в те годы на станцию каким-то образом попало, уточнить это теперь вряд ли возможно, много саженцев диковинных на то время тополей и кленов, неизвестных в Сибири, во всяком случае, в нашей местности. Сначала их посадили во всех палисадниках казенных каменных строений, а потом во дворах вновь построенных или перевезенных из соседних деревень домов. Несколько коротких улочек по обе стороны железной дороги могли похвастаться такими посадками, а в следующих за ними домах и других строящихся улицах такие деревья уже не сажали, возможно, они кончились, да и мода на них прошла.

Когда лет через сорок с лишним мы ходили по таким старым улицам, замечали, идешь, по правой, к примеру, стороне — в восьми или десяти палисадниках перед домом стоят высокие тополя, а дальше, в следующих сорока и больше домов, таких деревьев нет.

Через пятьдесят лет эти деревья вымахали в высоту некоторые метров на двадцать, стали засорять ограду, мешали протягивать электропровода. От сильных весенних ветров ломались толстые ветки и верхушки. У одного каменного здания вырос здоровенный клен, ветки у него ложились на крышу. Взрослые замечали, как их ребятишки, рискуя