Жизни, которые мы не прожили - Анурадха Рой

Бриджен говорил своему брату так терпеливо, как только мог, что женщины, которые пели и танцевали, не были распутными все до одной – пора бы уже это понять. Ахтари Бай была блистательной певицей и пользовалась огромным успехом, и каким отчаянным филистером нужно быть, чтобы не упасть на колени и не благодарить удачу за ее согласие приехать. Ну и что с того, что она была куртизанкой и снималась в кино: ни у кого больше нет такого чистого голоса. Она много лет тому назад нашла в Бриджене родственную душу и только поэтому согласилась приехать, так что их долгом было обеспечить ей такую роскошную заботу, чтобы она почувствовала себя точно жемчужина на шелковой подушечке.

Когда его уговоры ни к чему не привели, Бриджен Чача раздраженно прошествовал к нашему дому, к моей матери. Мы привыкли, что он мог заявиться к нам в любой час – принести журналы, взглянуть на ее новые картины, почитать вслух отрывки из своих рассказов, но на этот раз его визит имел вполне определенную цель. Не могла ли моя мать прийти и поухаживать за певицей? Арджун запретит всем женщинам в их семье прислуживать Ахтари, но той был нужен хоть кто-то. Характер она имела взрывной, спокойствие могло смениться бурей за считаные минуты, и Бриджен опасался, что исполнительница может оскорбиться тем, что ее разместили в гостевой комнате и оставили в одиночестве и некому было вокруг нее суетиться.

– Ты ее поймешь, – упрашивал он мою мать. – Ты ведь тоже занимаешься искусством. Рисуешь, поешь.

За многие годы мне пришлось услышать не одну историю об этой певице, Ахтари Бай, как ее звали до тех пор, пока она десятью годами позже не вышла замуж за адвоката и не стала зваться Бегум Ахтар. Было широко известно, что в Лакнау жил поэт, который сошел с ума от ее красоты и голоса. Он бродил по городу с одним только ее именем на устах, вычерчивая его мелом на стенах, блуждал в помешательстве, пока однажды его не нашли на улице мертвым. Говорили, будто наваб Рампура был настолько пленен ею, что осыпал ее золотом, клялся, что улыбка ее сверкала ярче, чем алмазы, и боготворил каждое сказанное ею даже шепотом слово. Она устала от позолоченной клетки и взялась придумывать разные хитроумные способы, чтобы вывести его из себя, а поизмывавшись всласть, сбежала, прихватив с собой все драгоценности, которыми он ее увешивал.

За день до концерта в доме у Дину Ахтари Бай загрустила и, поворошив память, принялась рассказывать моей матери старые истории о лживых обещаниях, разбитых сердцах и гнусных заговорах. Мать провела с ней в комнате целый день и вышла только вечером, источая запах сигаретного дыма и рома, со странным блеском в глазах, усталая и растревоженная так, что ни о чем другом за ужином не говорила. Ахтари Бай была убеждена, что конкурентка пытается подсыпать ей трав, которые навсегда лишат ее возможности петь: она чувствовала, что теряет голос и мир вокруг нее рушится. В детстве она пережила отравление, от которого погибла ее сестра. Но Ахтари выздоровела и клялась, что знает, каково это – когда яд медленно расползается по крови, иссушая вены. Между приступами печали и подозрительности она разражалась безудержным громким смехом. Хохотала до боли в животе, но остановиться не могла. Моя мать слушала и сочувствовала, а Бриджен Чача посылал ей в комнату ром, бутылку за бутылкой, и пачки сигарет «Капстан», пока его брат кипел от злости.

– Бывает так, что тебе просто что-то очень нужно. Ты ощущаешь, как тебя к этому тянет. Бороться бесполезно, – сказала однажды отцу мать.

Гораздо позже до меня дошло, что она говорила о себе. Когда мысль об отъезде впервые пришла ей в голову? Я так часто пытался определиться с этим. Начала ли она мечтать о побеге вскоре после своей встречи с мистером Шписом и Берил? Или возвращаясь поездом с наших каникул в горах? Возможно, неотвратимым оно стало после знакомства с певицей – ощущение, что она тоже создана для другой жизни.

Я строю догадки о том, что Ахтари Бай поведала ей в те часы, что они провели вместе, обмениваясь историями об упущенных возможностях и поспешных решениях. Молодая красивая певица, живущая в свое удовольствие, любящая того, кого ей вздумается, зарабатывающая славу и деньги собственными талантами. В своем воображении я часто представлял, как мать затягивается своей первой сигаретой, полученной от Ахтари Бай, потом делает свой первый глоток рома. Когда мы играли в охоту, дедушка называл виски, к которому прикладывался, «жидкой храбростью». Думаю, Ахтари Бай стала для моей матери эдакой порцией «жидкой храбрости». Дни, проведенные с певицей, окончательно подтолкнули ее к решению.

В вечер концерта вокруг газовых ламп на передней веранде с жужжанием кружили насекомые. Там поверх большого ковра расстелили кипенное полотно и разложили белоснежные льняные валики и подушки для Ахтари Бай и ее музыкантов. Сцена была готова. Озарена ярким блеском новых светильников. Остальная часть сада была погружена в темноту, только тут и там язычки пламени дрожали в сотне глиняных фонариков. Горели ароматические палочки, наполняя своим благоуханием ночь и отпугивая москитов. Воздух пульсировал от едва сдерживаемого возбуждения людей, потоком идущих на концерт: никому не верилось, что наш степенный район посещает скандально известная певица такого масштаба и притягательности.

За четверть часа до начала я заметил смутные силуэты, что сновали повсюду в поисках Ахтари. Бриджен Чача подверг одного из ее спутников перекрестному допросу, и тот признался, что местонахождение знаменитости было неизвестно; ее уже с час, а то и больше никто не видел. Бриджен Чача рявкнул на сторожа, Кхарака Сингха, который, приставив к глазам помятый бинокль, вглядывался за стену, пытаясь отыскать пропавшую женщину:

– Что ты там делаешь с этой штуковиной? За птицами наблюдаешь? Где она?

Пока по другую сторону дома не смолкали разговоры, мы рассредоточились и приступили к поискам. Одни отправились на крышу, другие прочесывали палисадник, некий решительно настроенный энтузиаст, видимо поднаторевший в разыскивании сбежавших исполнителей, обошел все комнаты в доме, заглядывая под кровати и отдергивая занавески, словно от впавших в уныние певиц можно было ожидать чего угодно. Но в доме не обнаружилось никого, кроме сгрудившихся вместе со снулым видом матери, бабушки и теток Дину, которым строго наказали никуда не выходить. В конце концов певицу нашла Рикки и залаяла так, как делала в полуиспуге, – тихо и нерешительно.

Поначалу голос доносился откуда-то с самой грани восприятия, тихий и неуверенный, с надломом. Иногда он прерывался, уступая место кашлю; иногда сипнул, и слышались звуки прочищаемого горла; потом все начиналось заново. Постепенно он набирал силу, пока мы явственно не услышали, что его источник находится в задней части сада. «Кто знает, почему одно имя твое наполняет сегодня мои глаза слезами», – пела она, и темнота, что окутывала деревья, задрожала, переполнившись мукой. Воздух был пропитан душистым ароматом цветущего раат-ки-рани – ночного жасмина, большой куст которого прятался на окраине сада. Ахтари Бай сидела перед благоухающим растением с закрытыми глазами, совершенно погрузившись в себя. Прикрыв ухо рукой, чтоб заглушить посторонние звуки, она пела. Дупатта[57] соскользнула с головы, гвоздик в носу поблескивал в свете наших фонарей.