Кто боится смерти - Ннеди Окорафор

Открыв глаза, я сразу поняла, что я – это не я. Это было не столько страшно, сколько странно. Я – пассажир в чьей-то голове, и в то же время я чувствую, как по его лицу течет пот и как его кусает насекомое. Я попыталась покинуть это тело, но мне было некуда перейти. Мой разум застрял в нем. Глаза, сквозь которые я смотрела, разглядывали бетонную стену.

Человек сидел на твердом холодном бетонном блоке. Крыши не было. Сверху светило солнце, делая и без того жаркую комнату еще неприятнее. Было слышно, что поблизости много людей, но нельзя было разобрать, что они говорят. Человек, в чьем теле я оказалась, что-то пробормотал и затем… рассмеялся. Голос был женский.

– Ну, пусть приходят, – сказала она.

Оглядела себя и нервно потерла бедра. На ней было длинное жесткое белое платье. Она была не такая светлокожая, как я, и не такая темная, как моя мама. Я обратила внимание на ее руки. Я о таком только читала в книжках. Племенные знаки. Они покрывали ее руки. Круги, спирали и линии складывались в сложные узоры и ползли по запястьям.

Она прислонила голову к стене, закрыла глаза, подставленные солнцу, и мир на секунду стал красным. Затем кто-то схватил ее – так грубо, что я беззвучно вскрикнула. Глаза открылись. Она не издала ни звука. Не сопротивлялась. А мне отчаянно хотелось. Затем перед нами возникла многотысячная толпа – все кричали, орали, визжали, что-то говорили, тыкали пальцами, смеялись и глазели.

Люди не подходили близко, словно невидимая сила держала их в двадцати футах от ямы, к которой нас притащили. Возле ямы лежала куча песка. Мужчины подтащили нас к яме и столкнули вниз. Я почувствовала, как женщина содрогнулась всем телом, коснувшись дна. Ее плечи оказались на уровне земли. Женщина огляделась, и я смогла хорошо рассмотреть огромную толпу, ожидавшую казнь.

Мужчины забросали яму землей, закопав нас по шею. В этот момент я, должно быть, заразилась страхом этой женщины, потому что внезапно меня стало разрывать надвое. Будь у меня тело, я решила бы, что тысяча человек держат меня за одну руку, а еще тысяча – за другую, и все тянут на себя. Я услышала, как сзади мужчина громко сказал:

– Кто первым бросит камень в эту напасть?

Первый камень попал нам в затылок. Он взорвался болью. После него камни полетели во множестве. Через некоторое время боль от ударов камнями отступила, и возникло чувство, что меня рвут пополам. Я кричала. Я умирала. Кто-то кинул очередной камень, и я почувствовала, как что-то сломалось. Я узнала смерть с первого прикосновения. Изо всех сил, как никогда, я пыталась остаться целой.

«Мама. Я же оставляю ее совсем одну. Мне нельзя сдаваться, – подумала я в отчаянии. – Мама желала, чтобы было так. Она хотела!» Мне еще столько всего надо сделать. Я почувствовала, что Папа поймал меня и держит. От него пахло горячим железом, и хватка была крепкой, как всегда. Он долго держал меня в своих руках. В этом обиталище духа был цветной свет, звук, запах и жар. Папа прижал меня к себе. Сдавил в объятиях. Затем отпустил и исчез. Вскоре мир духов, который я потом стану называть дебрями, начал таять и смешался с тьмой, подсоленной звездами. Я увидела пустыню. Там лежала я, наполовину закопанная в песок. Надо мной стоял верблюд с женщиной на спине. На ней была зеленая рубашка и белые штаны, она сидела между двумя косматыми горбами. Наверное, я пошевелилась, потому что верблюд вдруг вскинулся. Женщина успокоила его, погладив. Я слетела вниз и легла на свое тело. После этого женщина заговорила:

– Ты знаешь, кто я?

Я попыталась ответить, но у меня еще не было рта.

– Я Ньери, – она посмотрела вверх и широко улыбнулась, в уголках глаз появились морщинки. – Я была женой Фадиля Огундиму, – она обращалась к кому-то другому. Потом повернулась ко мне и засмеялась: – Твоему папе предстоит еще многое узнать о дебрях.

Мне захотелось улыбнуться.

– Я знаю твою породу. Я была как ты, только мне не дали развить свой дар. Моя мать ходила к Аро. Он отказал мне. Я бы не прошла инициацию. Но он мог научить меня другим полезным вещам. Всегда иди своей дорогой, Оньесонву, – она замолчала, словно слушала кого-то. – Твой отец желает тебе удачи.

Глядя, как она удаляется, я почувствовала, что изменилась. Вдруг я ощутила, как воздух холодит кожу, как бьется сердце. Было странно, что вес тянет меня вниз, как будто ко всем членам привязали грузики, которые сейчас не мешают, но потом будут. Это смертность. Я была измотана. Все тело болело – ноги, руки, шея и особенно голова. Я свалилась в беспокойный, беспомощный сон.

А проснулась оттого, что Мвита напевал, втирая масло в мою кожу. Мое тело, словно экран компьютера, окутывало статическое электричество. Его касания стирали его. Он остановился, когда понял, что я проснулась. Накрыл меня рапой. Я слабыми руками прижала ее к груди.

– Ты прошла, – сказал он странным тоном – заботливым, но не только.

– Я знаю, – сказала я.

Затем отвернулась и заплакала. К счастью, он не пытался меня обнять. Почему она не сопротивлялась? Я бы сопротивлялась даже без надежды. Что угодно, лишь бы попасть в эту яму хоть на миг позже.

Я вспомнила яркое ощущение, когда лоб проломился под большим камнем. Это было не так больно, как должно было быть. Но было похоже, будто меня вдруг… выставили напоказ. Камень сломал мне нос, расквасил ухо, попал в щеку. Я почти все время была в сознании. Та женщина тоже. Меня начало рвать. Ничего не вышло, ведь желудок был пуст. Я села и стала массировать виски. Мвита дал мне теплое полотенце, чтобы протереть и успокоить глаза. Оно было смочено в масле.

– Что это? – спросила я хриплым голосом. – От него не будет…

– Нет. Это поможет избавиться от всего. Протри лицо. Я намазал все остальное. Скоро тебе станет лучше.

– Где мы? – спросила я, втирая масло в веки.

Было приятно.

– В моей хижине.

– Мвита, я умерла, – прошептала я.

– Так было надо.

– Я была в голове у какой-то женщины, и чувствовала…

– Не думай об этом, – сказал он, вставая. Взял со стола тарелку с едой. – Сейчас тебе надо поесть.

– Мне не хочется.

– Твоя мама приготовила.

– Моя мама?

– Она приходила. Вчера.

– Но я ее не видела…

– Прошло два дня, Оньесонву.

– Ой.

Я медленно села, взяла у Мвиты тарелку и стала есть. Это было куриное карри с зелеными бобами. Через несколько минут тарелка была пуста. Мне стало намного лучше.

– Где Аро? – спросила я, растирая затылок и виски.

– Не знаю.

Тут я поняла, что именно я в нем заметила. Это меня удивило. Я взяла его за руку. Если сейчас не поговорить, нашей дружбе конец. Уже тогда я знала, что если на зависть не обращать внимания, она превратится в яд.

– Мвита, не надо так.