Кто боится смерти - Ннеди Окорафор

Он пошел к двери и сказал через плечо:

– И вынь этот проклятый камень изо рта. Он нужен, чтобы тебя заземлять. Тебе от него нет пользы.

Прошло двадцать восемь дней, прежде чем я решилась пойти к его хижине. Я слишком боялась.

За эти дни я ни разу не проспала ночь спокойно. Я просыпалась в темноте, уверенная в том, что в моей комнате кто-то есть, и это не Папа и не его первая жена, наездница на верблюдах Ньери. Им обоим я была бы рада. Это был либо красный глаз, желавший убить меня, либо Аро, желавший мне отомстить. Как бы там ни было, толпа за мной не пришла, как Аро и обещал. На десятый день я даже вернулась в школу.

В завещании Папа оставил кузню маме и распорядился, чтобы его ученик Джи, теперь Мастер, хозяйничал в ней. Прибыль они должны были делить: восемьдесят процентов маме и двадцать – Джи. Это было выгодно обоим, особенно Джи, который происходил из бедной семьи, а теперь именовался Кузнецом, которого учил сам Фадиль Огундиму. К тому же у мамы оставался ее сладкий кактус и другие овощи. Ада, Нана Мудрая и две мамины подруги приходили к ней каждый день. С мамой было все в порядке.

Дити, Луйю и Бинта не пришли ко мне ни разу, и я поклялась, что никогда их за это не прощу. Мвита тоже не приходил. Но его поведение я понимала. Он ждал, что я приду к нему, в хижину Аро. Так что эти четыре недели я провела наедине со страхом и утратой. Я вернулась в школу, потому что нужно было развеяться.

Ко мне относились так, словно я болела чем-то очень заразным. Во дворе все от меня отодвигались. Мне никто ничего не сказал – ни плохого, ни хорошего. Каким образом Аро уговорил людей не рвать меня на части? Как бы то ни было, в их глазах я осталась злобной эву. Бинта, Луйю и Дити меня избегали. Не отвечали на мои приветствия. Я ужасно разозлилась.

Так прошло несколько дней. Пора было выяснить отношения. Я засекла их на обычном месте возле школьной стены. И смело подошла. Дити разглядывала мои ноги, Луйю отвернулась, а Бинта уставилась на меня. Моя уверенность пошатнулась. Я вдруг вспомнила, какая у меня светлая кожа, какие яркие веснушки, особенно на щеках, и какие желтые косы спускаются по моей спине.

Луйю посмотрела на Бинту и стукнула ее по плечу. Та тут же отвела глаза. Я не отступала. Я хотела по крайней мере поругаться. Бинта заплакала. Дити нервно отгоняла муху. Луйю так пристально смотрела мне в лицо, что я подумала – сейчас она меня ударит.

– Пошли, – сказала она, оглядев школьный двор, и схватила меня за руку. – Хватит уже.

Мы быстро пошли по дороге, Дити и Бинта – за нами. Мы сели на обочине – Луйю с одной стороны от меня, Бинта с другой, а Дити рядом с Луйю. Мы смотрели, как мимо идут люди и верблюды.

– Зачем ты это сделала? – вдруг спросила Дити.

– Дити, заткнись, – сказал Луйю.

– Я могу спрашивать все, что хочу!

– Тогда спроси нормально. Мы ее подвели. Мы не…

Дити энергично затрясла головой.

– Моя мама сказала…

– Ты хоть попыталась ее навестить? – сказала Луйю.

Она повернулась ко мне, и я увидела, что она плачет.

– Оньесонву, что это было? Я помню… когда нам было одиннадцать, но… я не…

– Тебе папа не дает со мной видеться? – зашипела я на Луйю. – Не хочет больше, чтобы его прекрасную доченьку видели со страшной злой подругой?

Луйю отпрянула от меня. Я попала в точку.

– Прости, – быстро сказала я со вздохом.

– Это зло? – спросила Дити. – Ты не можешь пойти к жрице Ани и?..

– Я – не зло! – закричала я, потрясая кулаками в воздухе. – Хоть это вы поймите, – я заскрипела зубами и ударила себя кулаком в грудь – так часто делал Мвита, когда сердился. – Я есть я, но я не ЗЛО!

Я как будто кричала это всему Джвахиру. Папа никогда не считал меня злом. Я начала всхлипывать, на меня снова навалилось осознание потери. Бинта обняла меня за плечи и прижала к себе.

– Ладно, – прошептала она мне в ухо.

– Ладно, – сказала Луйю.

– Хорошо, – сказала Дити.

Вот так рухнула стена между мной и подругами. Так просто. Я сразу же это почувствовала. Ушла тяжесть. Должно быть, мы все ощутили это. Но страх мой никуда не делся. И разобраться с ним можно было только лицом к лицу. Через неделю, в День отдыха, я пошла. Встала рано, приняла душ, приготовила завтрак, оделась в любимое голубое платье и намотала на голову плотное желтое покрывало.

– Мам, – позвала я, заглянув в спальню родителей.

Мама лежала распластавшись на кровати и в кои-то веки крепко спала. Мне стало жалко ее будить.

– А? – сказала она.

Ее глаза были чисты. Она не плакала ночью.

– Я пожарила ямс с яйцами и сделала чай.

Она села и потянулась.

– Куда ты идешь?

– В хижину Аро, мам.

Она легла обратно.

– Хорошо. Папа одобрил бы.

– Ты так считаешь? – спросила я, подходя ближе к кровати, чтобы лучше слышать.

– Твой папа был очарован Аро. И всеми таинственными штуками. Включая нас с тобой… хотя Дом Осугбо он не очень-то любил.

Мы засмеялись.

– Оньесонву, отец любил тебя. И хотя, может, не так твердо, как я, но он знал, что ты особенная.

– Надо… надо было рассказать вам с Папой о том, что я враждую с Аро.

– Может быть. Но мы все равно ничего не смогли бы сделать.

Я не спешила. Утро было холодным. Люди шли по своим утренним делам. Никто со мной не здоровался. Я думала о Папе, и сердце мое разрывалось. Эти несколько дней я горевала так сильно, что казалось, будто мир вокруг меня рвется, как на его похоронах. То, что случилось там, может повториться. Отчасти поэтому я наконец решила пойти к Аро. Я не хотела больше никому вредить.

Мвита встретил меня у кактусовых ворот. Не дав заговорить, он обвил меня руками.

– Добро пожаловать.

Он обнимал меня, пока я не расслабилась и не обняла его в ответ.

– Ага, – сказал голос сзади нас.

Мы отпрыгнули друг от друга. Аро стоял за кактусовыми воротами, скрестив руки на груди. На нем был длинный черный кафтан из легкой ткани. Он развевался вокруг его босых ног в прохладном утреннем ветре.

– Вот поэтому тебе нельзя здесь жить.

– Простите, – сказал Мвита.

– Простить за что? Ты мужчина, эта женщина твоя.

– Простите, – сказала я, разглядывая свои ноги.

Я знала, что именно этого он от меня ждет.