Семейные ценности - Мила Гусева

мере оценила его патологическую неспособность выстоять перед её сокрушительным напором — в противном случае Ксавье непременно начал бы задавать неудобные вопросы. Благо, он принимал её странное поведение за проявление невероятной всепоглощающей любви, от которой ему самому ещё в шестнадцать полностью отшибло мозги. Пусть лучше думает так. Не объяснять же ему в самом деле, что именно сегодня тот самый единственный день в месяце, когда задуманное может осуществиться.

Как только всё заканчивалось, она быстро одевалась, наспех переплетала косы и мчалась по своим делам, категорически не терпящим отлагательств. И так на протяжении полутора лет. Вот только ничего не получалось — однажды у неё и впрямь случилась задержка на целых восемь дней, но это оказался всего лишь проклятый гормональный сбой.

Аддамс никогда не отличалась запасом терпения — и никогда не предполагала, что столь простая задача может оказаться настолько невыполнимой — и потому с каждым разом возобновляла попытки с удвоенным усердием.

Поразительная ирония жизни.

С таким рвением начать стремиться к тому, чего избегала всю сознательную жизнь.

И наконец поистине титанические усилия принесли закономерные плоды.

Постояв возле машины ещё немного, Аддамс убирает тест в карман пальто и садится за руль. Мощный мотор утробно рычит, и Мазерати резко срывается с места, выбрасывая из-под шин россыпь мелкого щебня.

Оказавшись в агентстве, она усаживается за массивный стол из чёрного дерева и принимается сосредоточенно перебирать многочисленные бумажки. Но мысли то и дело возвращаются к бело-синей упаковке в кармане пальто. Усилием воли Уэнсдэй заставляет себя сосредоточиться на дурацкой бюрократии — незачем отвлекаться от работы раньше времени. Материалы дела, растянувшегося на долгие месяцы, едва помещаются в огромную коробку, и очень скоро от обилия мелко напечатанных буковок у неё начинает болеть голова. Пульсация в висках неуклонно нарастает, не позволяя сконцентрироваться.

Промучившись минут тридцать и не сделав и четверти намеченной работы, Аддамс устало откидывается на спинку кресла. Прислушивается к собственным ощущениям, невольно вспоминая кошмарный токсикоз при первой беременности.

Благо, в этот раз самочувствие куда терпимее — возможно, дело в психосоматике. А возможно, всё худшее только впереди.

Жаль, что её недюжинные познания в медицине никоим образом не затрагивают беременность и всё, что с этим связано. Пожалуй, нужно будет почитать соответствующую литературу, дабы восполнить пробелы. Конечно, достоверным источником информации могла бы послужить мать — но Уэнсдэй пока не намерена сообщать родителям о своём парадоксальном решении продолжить род Аддамсов. Мортиша явно будет вне себя от восторга, что своенравная дочь попрала последний из собственных принципов, когда-то казавшихся несокрушимыми.

Одна только мысль об этом неизбежно вызывает чувство тошноты.

Сделав большой глоток минералки, чтобы успокоить ноющий желудок, Уэнсдэй вновь приступает к работе. Огромная коробка, стоящая у её ног, постепенно пустеет — медленно, но верно.

Когда дела подходят к концу, солнце уже клонится к закату — багряно-золотое свечение растворяется в подступающих серых сумерках.

В последний раз щелкнув степлером и прикрепив к обложке папки несколько листов с протоколом допроса свидетеля, Уэнсдэй откладывает в сторону увесистый талмуд и поднимается на ноги. Машинально потягивается, расслабляя затекшие конечности — и наконец устремляется к вешалке с пальто.

Когда она кладёт использованный тест на столешницу раковины и засекает положенные три минуты, сердце вдруг начинает стучать быстрее. Аддамс моргает несколько раз — непроизвольная привычка, выдающая волнение. Принимается машинально крутить кольцо на безымянном пальце и потирает переносицу — ещё один дурацкий жест, позаимствованный у Торпа.

На второй минуте напряженного ожидания она вдруг ловит себя на странной мысли — что, если предчувствия снова обманули?

Ведь подобное уже случалось всего пять месяцев назад. И с ещё большим удивлением осознает, что она почти мечтает, чтобы на белом фоне проступила вторая ярко-малиновая полоска.

Oh merda.

Всего пару лет назад подобное приводило в ужас. Но теперь… Теперь Уэнсдэй задерживает дыхание, когда спустя бесконечно долгие три минуты тест выдаёт результат.

Положительный результат.

Уже по пути домой она несколько раз хватается за телефон, порываясь набрать заученный наизусть номер Ксавье. И каждый раз останавливает себя — упрямый голос рационального мышления твердит, что такие важные новости нужно сообщать лично.

Но она совершенно не представляет, как полагается это делать.

И вдруг решает сделать всё правильно.

Но не в своем предельно прагматичном представлении. А в его — до тошноты романтичном и до тоски банальном.

В конце концов, Ксавье продержался рядом столько лет — в откровенно токсичной атмосфере, в мертвой радиационной зоне, убивающей все живое в радиусе нескольких метров.

А он… выдержал. С фантастическим терпением игнорировал все резкие выпады, весь ядовитый сарказм. С невероятным пониманием относился к её увлечениям, способным довести до сердечного приступа любого нормального человека.

Впрочем, был ли он когда-то нормальным?

Вряд ли.

Иначе не смог бы её заинтересовать.

Не смог бы сломить её железобетонный принцип «Я никогда не влюблюсь».

Быстро открыв сообщения, Аддамс набирает предельно информативный и лаконичный текст: «Жду тебя дома к девяти». А потом включает левый поворотник, сворачивая к ближайшему супермаркету.

До сегодняшнего дня ей доводилось готовить ужин всего однажды — дурацкий эксперимент на позапрошлый день благодарения едва не закончился пожаром, когда Уэнсдэй отвлеклась на новую главу книги и благополучно забыла о традиционной индейке в духовке. Отправив угольно-чёрную тушку в мусорное ведро, она зареклась никогда больше не приближаться к плите. Но вот Ксавье с завидным упорством торчал там часами, создавая кулинарные шедевры из совершенно обычных продуктов — ему всегда был до омерзения важен домашний уют, совместные ужины и прочая бессмысленная мишура, свойственная «всем нормальным семьям». Аддамс искренне не понимала такого рвения, но вынуждена была признать, что приём пищи наедине куда лучше, нежели посещение пафосного ресторана с обилием раздражающе галдящих людей.

Заранее отыскав на просторах всемирной паутины подходящий рецепт, она выкладывает на стол многочисленные продукты. Сочный кусок говяжьей вырезки, шампиньоны с аккуратными светлыми шляпками, несколько упаковок слоёного теста — рецепт гласит, что потребуется всего одна, но Уэнсдэй не питает фальшивых иллюзий касаемо собственных кулинарных способностей.

Впрочем, это явно не должно быть сложнее вскрытия спинногомозгового канала.

Большинство людей прекрасно справляются.

Но трудности возникают уже на третьем пункте.

3. Обжарьте на раскалённой сковороде с добавлением масла виноградных косточек по 60 секунд с каждой стороны.

Это ещё что за чертовщина?

Никакого масла виноградных косточек в списке ингредиентов не было и в помине.

Аддамс машинально хмурится. Несколько раз перечитывает рецепт от начала до конца, с досадой обнаруживая ещё несколько недостающих продуктов. И парочку малопонятных терминов. Как ни прискорбно это признавать, но, похоже,