Я живу в этом теле - Юрий Никитин

Разумоноситель глубоко вздохнул, его мышцы напряглись,звериное тело метнулось с постели. Одеяло полетело в сторону, а я поехал в этомслаженном организме в туалет, потом в ванную комнату. Тугая струя вырвалась сготовностью, а глаза мои, да, мои, не отрывались от зеркала на стене.

Здоровье моего разумоносителя не хилое, развит терпимо, кожачистая, пара прыщей, никаких болезненных пятен. Едва заметные жировые валики набоках, здесь их зовут французскими ручками, следствие сидячей работы, но нетолст, так что пока нет проблем ни со здоровьем, ни со скоротечной жизньюобитателей этой планеты.

Лицо опалило жаром, кожу защипало, словно кололи множествоммелких иголочек. Это кровь из внутренних органов прихлынула на периферию, кщекам, потому и ощущение жара. Вообще-то тридцать шесть и шесть – этотемпература внутренностей, на поверхности гораздо ниже. Здесь равна температуревоздуха, а это где-то около двадцати.

Какого черта я морочил себе голову своим инопланетнымпроисхождением, воображал гостем из далекого будущего, из параллельного мира,когда истина на поверхности?

Из зеркала смотрит мое и не мое лицо. В глазах отражениячто-то мелькнуло. Почудилось, что сказало настолько трезво, что мурашкипобежали по коже: «Потому и морочил! Потому что от такой истины рехнутьсяможно. Потому что не хотел даже смотреть в ту сторону. А уж на самую истинустрашно посмотреть прямо, не отрывая взгляда. А какая она, истина? В этомслучае можно даже не бояться с прописной буквы – Истина?»

– Перестань искать, – сказал я зеркалу как можноболее твердым голосом, – перестань искать за облаками… Положим, толькопредположим! – что произошло куда более страшное. Самое страшное, чтомогло случиться. Я и есть я, который родился на Земле двадцать девять летназад. Родился в этом теле… тогда оно было помельче, потом рос, ходил в школу,работал, спаривался с особями противоположного пола, начал размножаться,выполняя весь цикл, заложенный природой во все живое, будь это растения, гады,птицы или звери…

Судорога свела горло. Я стиснул челюсти, отгоняя приступживотного страха. Волна черного ужаса схлынула, оставив во всем теле слабость итоску.

– Я живу в этом теле, – сказал я громко.Прислушался к жутким словам, что звучали как приговор пожизненного заключения,сказал уже тише: – И… в этом времени. Я появился не в Древнем Риме, не вэпоху инквизиции. Я не раб-гладиатор и не вельможа Людовика. И мне, судя повсему, уже не увидеть, как полетят на Марс или к Тау Кита, не увидеть будущего…

Опять ужас нахлынул с такой силой, что в глазах потемнело. Вголове раздался звон, потом писк. Тело стало ледяным. Я чувствовал, как холодподбирается к самому сердцу. Прошептал застывающими губами:

– Но должен же быть какой-то выход?

Ледяная лапа слегка разжалась на сердце. Я вздохнулсудорожно, тьма слегка очистилась, но во внутренностях оставалось ощущениесмерти.

– И все-таки мне повезло, – прошептал я, –ведь не родился же во времена Ивана Грозного? Висел бы на дыбе, ломали бы мнекости.

Но внутри ныло странно и тревожно, словно толстокожее телоиспарилось, душа внезапно осталась без оболочки, без защиты, и теперь еепродувают все злые и холодные ветры. Не такое уж и большое утешение, что я нево временах Ивана Грозного! Со звездных далей пятого тысячелетия это время сиваногрозновым совсем рядом. И не очень-то разнится нравами…

Тоска оглушила, я инстинктивно напрягся, словно меня сажалина кол опричники или раздевали и привязывали в пыточной камере ФСБ. Ну почемумне не родиться на сто… а лучше на тысячу лет потом? Или даже на десять тысяч?Тогда уже знают ответ на вопрос, над которым ломаю голову. Если бы родился вбудущем, то… может быть, был бы уже… бессмертным.

Последние слова я почти прошептал, чувствуя страх итоскливую безнадежность.

Я закрыл глаза, то есть сомкнул веки, надвинув их сверху иснизу на глазное яблоко, и весь этот красочный мир исчез. Это было такнеожиданно, словно я не проделывал это миллионы лет раньше, что я дажеотшатнулся от внезапно прыгнувшей на меня тьмы. Смотрел-смотрел, пока в глазныхяблоках не защипало, веки опустились сами. На этот раз силой мышц я удержал ихв таком положении, глазное яблоко зашторено, сердце застучало чаще, а я напряженновсматривался в это черное ничто с возникающими белесыми тенями. Одни тут жерастворялись, а другие возникали то здесь то там в этой странной темной бездне.

Выходит, когда я закрываю глаза, весь мир исчезает! Остаютсятолько шум от проезжающих машин, далекая перекличка поездов, команды диспетчерас Белорусского вокзала, сработавшая сигнализация автомобиля…

Не открывая глаз, я плотно всадил указательные пальцы вушные впадины. Тут же все звуки оборвались. Я находился в темной пустоте, мирисчез с его домами, реками и даже звуками. Лишь напряжение мышц в ногахпоказывало, что я стою в этой пустоте, что у меня есть тело, что нахожусь натвердом.

Страшась потерять мысль, которая может привести к открытию,я поспешно вернулся в комнату, лег на диван. Постарался сделать дыхание ровнее,пусть сердце так не колотится, снова закрыл глаза, на уши надел наушники сотключенным микрофоном.

Не сразу перестал чувствовать тело. Но в конце концов яповис в темноте, в темноватой бездне. Холодок ужаса медленно разливался повнутренностям… или что там у меня?.. и кто вообще я?.. Я – мысль, чтосуществует, а все остальное – мои ощущения. Когда я ухожу с балкона, тоисчезает город, когда закрываю глаза, исчезает и вся комната, исчезает весьмир. Значит, этот мир – всего лишь мои ощущения, а на самом деле его нет.Он возникает, когда я открываю глаза!

Резкий неуместный звонок прорезался в сознание. Еще несообразив, что делаю, я вскочил и поспешил к двери, заглянул в «глазок»…вернее, это все заученно проделало мое тело, мой разумоноситель, а пальцы сготовностью оттянули защелку замка.

На лестничной площадке стояла улыбающаяся Рита. Плечи еезагорели больше, чем лицо, молодая кожа шелушилась, словно у молодой красивойзмейки, что поспешно меняет кожу.

Она засмеялась:

– Ты что, спал?..

– Да нет, – пробормотал я все еще дрожащимголосом.

– А ты чего такой?

– Ка-кой?

– Ну, словно… словно…

Она замялась, подбирая слово, я машинально отступил, онавошла, обдав волной хороших духов, свеженькая, крепенькая, в коротенькойюбочке, с открытой спиной, почти голенькая, но у нее эта нагота скорееоткровенность спортсменки, чем эксгибиционистки.

Ее глаза быстро скользнули по комнате, проверяя, какразбросана одежда, мимоходом заглянула на балкон, как бы случайно толкнуладверь в ванную и лишь тогда, не обнаружив следов другой женщины, улыбнулась ещеочаровательнее:

– Я тебя не из туалета выдернула?.. Тогда пойди хотьводу спусти.