Я живу в этом теле - Юрий Никитин

Джой лежал все так же на боку. Глаза его с любовью ипреданностью смотрели на нас. Он уже не дышал, сердце его остановилось илиостанавливалось, но в угасающем взоре я видел его страдание от разлуки с нами.

Мы вышли на крыльцо странно осиротевшие. Умерла всего лишьстарая собака. Но я чувствовал, что из меня вынули душу, а я только пустаяоболочка. Отец выглядел еще хуже, это его пес, это ему он мыл лапы после каждойпрогулки, ему любящий пес приносил тапочки и преданно смотрел в глаза,упрашивая велеть ему что-нибудь, послать куда-нибудь, а он тут же сделает,выполнит, потому что очень-очень любит…

Не знаю почему, но, томимый неясным побуждением, дома ясразу же бросился к книжным полкам. Из того, что искал, наткнулся только назатрепанный учебник по астрономии. Помнится, уже листал в первый же день… Да,первый день Осознания. Слишком упрощенный курс…

Холодок страха пополз по спине. Что-то в этом странное!Память подсказывает, в школе отвечал по этой дисциплине. Но почему ничего непомню? Да-да, мое тело отвечало достаточно уверенно. А потом, потом понятно…Большую часть знаний мы взгромождаем как цирковые эквилибристы, чтобы кое-какдонести до экзаменатора, а потом все с грохотом рушится, рассыпается в пыль,еще не долетев до пола.

Знания, которые не употребляются, организм старается незапоминать. Это аксиома. Но, может быть, есть другая причина?

Я не дал исчезнуть холоду страха, наоборот – углубил,представив черноту космоса, бесконечность, далекие искорки звезд,безжизненность. Не потому ли организм не запоминает, даже спешит забыть, чтоэти знания не только бесполезны, но и опасны? Я же чувствую, как во мнесопротивляется нечто сильное, как в мозгу и в душе оно всеми лапами, коготкамистарается отпихнуться от ужасающего космоса, бездны, будто стою не на дне этойбездны, а на краю.

Итак, давай-ка припомню: в начале начал был Первоатом. Несуществовало ни времени, ни пространства. Так? Так. Потом атом взорвался. Вовсе стороны понеслись осколки, что в полете превращались в скопления пыли, а изтой образовывались галактики. Я сейчас возник в одной из таких галактик насамом краешке вокруг самой средней звезды. Этих звезд великое множество, какнамного крупнее этого Солнца, так и мельче, ярче и тусклее. Планеты же состоятиз той же пыли, что и звезды. Они не могли возгореться сами по себе из-за своихмалых размеров. Правда, в недрах этих планет жар стоит почти как на поверхностизвезды.

Время шло, структура Вселенной усложнялась. Галактикистарели, некоторые звезды гасли, иные взрывались, сталкивались, их уносилокосмическими течениями.

На одной из планет, что кружились с бешеной скоростью вокругСолнца, по мере усложнения, образовались некие соединения. Они получиливозможность воспроизводить друг друга. Одни названы кристаллами, ониразвиваются медленнее, чем те, что получили название биологических.Биологическое усложнение материи привело к тому, что очень быстро через цепьпревращений в более сложные структуры возникло то, что называется человеком. То,в чье тело меня всадили, словно в кабину вездехода.

«Стоп-стоп, – сказал я вслух, пытаясь уловить мысль,закрепить ее в словах, – почему сразу «всадили»? А если я сам откуда-тосбежал, побегал по Галактике, нашел временное убежище в этом теле?» Нет, это бредпохуже того сериала, что Лена смотрит с восторгом. Там бессмертный дебил идетиз века в век, ничему не научившись, кроме как махать мечом, да и то словнодомохозяйка после двух уроков в платной школе. Если я представитель болеевысокого стаза, за мной уж точно не гоняется ни полиция, ни такой вот идиот ссамурайским мечом. Но что тогда со мной? Почему я здесь?

Стараясь не потерять ниточку, я начал вчувствоваться,проникать мыслью глубже, дальше, и холодок сперва вздыбил волосы на руках, кожапошла пупырышками, затем ледяными искрами пробрался вовнутрь, вонзился в сердцетак остро, что в глазах потемнело, а в черноте заблистали ледяные звезды.

А что, если…

Нет, эта мысль слишком ужасна, чтобы попытаться дажедодумать до конца! Чудовищна, отвратительна. Но все же попытаюсь, ибо надо неупустить ни малейшей зацепки. Итак, предположим, только предположим, чторазвитие вида не остановилось. Что развивается не только социальное устройствообщества, но и в самом человеке появляются новые извилины, новые нервные окончания.Не так уж нелепо? По крайней мере не противоречит биологии, если даже ипротиворечит дарвинизму. Впрочем, дарвинизму не противоречит тоже.

Пойдем дальше. В результате этих новых извилин в томсуществе, которое зовется человеком, появилось нечто новое. Нет, не разум, иборазум лишь высшее проявление инстинкта, он и служит глубинным инстинктам, умелоудовлетворяя их, давая им то, чего не могут получить благодаря простым: хватай,греби, ешь. Нет, появилось некое осознание, продуктом которого и являюсь я. Я,существо, которое сидит в этом разумоносителе.

Я в нем живу. Даже командую. Что захочу, то и сделает.

Никакой не человек из будущего. Никакой не инопланетянин.

Просто человек, внезапно осознавший.

Что?

Я передвигался длинными замедленными прыжками. Широкуюрасщелину перелетел плавно, растопыренными руками оперся о плотный воздух, чтопомогло опуститься на той стороне плавно, красиво.

А затем шаги стали обычными, я пошел в привычном мире ночнойулицы, слабо освещенных домов, серого, выщербленного осколками времениасфальта. Улица медленно поднималась кверху, а вон за теми домами – этоуже окраина, просматривался круг трамвайного пути, где водители отмечаютпутевые листы и успевают забить «козла».

Стена дома плавно поплыла назад и пропала. За угломоткрылась блестящая в свете фонарей металлическая петля трамвайных рельсов вдва ряда, маленькая будочка диспетчерской. Дальше ряд деревьев, снизуподсвеченных оранжевым пламенем фонарей, верхушки в мертвенном серебре луны.Все знакомо, все привычно. Трамвая пока нет, ночью ходят с интервалами вполчаса, а то и больше. Автобуса здесь нет в принципе. Я здесь хожу часто, знаювсе закоулки, проходные дворы, знаю, где лавка с обломанной спинкой, знаю вседеревья, стены домов.

Потом на мир начала наплывать другая картина, я услышалстранные звуки, словно рвущиеся из мирового пространства, далекий гул, началощущать давление в бок и, наконец, понял, что возвращаюсь в другой мир, которыйеще тревожнее и нелепее этого.

Полежал с закрытыми глазами. Сердце стучало так, словнотолько что пробежал вверх по лестнице на свой этаж. Где я мог видеть этот частоповторяющийся сон? Я не был там, это точно. У меня хорошая память, я помню чутьли не каждый день своего детства, а здесь я шел по местам, которые знаю хорошо…

Но я никогда там не был! Что с моей памятью? Или я как-топерехватил кусочек чужого сна? Или во мне всплыли сны моего отца, трамваи былитолько в его молодости, он мог там ходить… Генная память, то да се, об этомохотно порассуждали бы длинноволосые хиппари с психоневрологическогофакультета, но у меня свои проблемы, в рубашку с длинными рукавами пока что нетянет.