Опасная профессия - Жорес Александрович Медведев

В секретном городе находился и филиал Института биофизики, руководителем которого в те же годы был Лев Александрович Булдаков. Эти ученые в 1957–1975 годах опубликовали и в «Медицинской радиологии», и в «Трудах» разных конференций немало результатов исследований, но во всех случаях они были связаны с профессиональными радиологическими заболеваниями людей, работавших на реакторах и в радиохимических лабораториях, или от случайных загрязнений, не имеющих отношения к Уральскому региону и радиоактивным загрязнениям территории. А. К. Гуськова с сотрудниками, например, опубликовала в «Медицинской радиологии» статью (1964. № 8. С. 51–59) о случайном загрязнении нескольких детей полонием-210, ампулу с которым они где-то нашли. Результаты моих поисков показывали, что в системе больниц 3-го управления Минздрава обслуживали лишь штатных работников атомной промышленности и членов их семей. Проблемы здоровья ликвидаторов Уральской ядерной катастрофы и людей, от нее пострадавших, в медицинской литературе не обсуждались. О них ничего не сообщалось ни в статьях, ни в книгах по радиологии и радиационной гигиене. Я уже составлял обширные обзоры о действии стронция-90 и цезия-137 на всех представителей флоры и фауны, знал о выселенных и сожженных деревнях (из рассекреченных материалов ЦРУ и свидетельств Льва Тумермана). Но о ликвидаторах, выполнивших колоссальный объем работ по очистке большой территории промышленной зоны комбината «Маяк» и ближайших к промзоне жилых кварталов от миллионов кюри средне– и долгоживущих радиоизотопов, ничего не было известно.

В 1977 году британская телевизионная компания «Гранада» («Granada») в своей программе «Мир в действии» решила провести независимое журналистское расследование Уральской катастрофы. Сотрудники компании занялись поиском в Израиле советских иммигрантов, живших в недавнем прошлом в Челябинской или в Свердловской областях. Таких оказалось немного, и лишь двое свидетелей согласились на рассказ за кадром и при условии полной анонимности. Они беспокоились за своих родственников, оставшихся в СССР. 7 ноября 1977 года программа была показана, и я как ее участник получил тексты.

Свидетель «номер один» сообщал:

«Я жил в поселке Копейск, недалеко от Челябинска… В 1954 году я переехал в Свердловск, где начал учебу в Технологическом институте. По выходным дням я иногда ездил в Копейск, чтобы навестить родителей. Я обычно ехал автобусом или попутными машинами, и дорога проходила через район, близкий к Кыштыму… В конце 1957 года стали распространяться слухи о том, что в Челябинске-40 произошла очень большая авария, ядерный взрыв, вызванный неправильным хранением радиоактивных отходов атомного предприятия. Вскоре после этого дорога между Свердловском и Копейском была закрыта. Я не мог посещать моих родителей почти год.

Однажды я был в больнице в Свердловске по поводу небольшой операции. Один из моих друзей, врач, сказал мне, что большинство лежавших в больнице являются жертвами Кыштымской катастрофы. Он сказал, что и другие больницы Свердловска переполнены жертвами этой катастрофы. Жертвы этой аварии заполняли не только больницы Свердловска, но и Челябинска. Это большие больницы с сотнями коек. Доктора сказали, что больные страдали от радиоактивных загрязнений. Пострадали тысячи людей, и некоторые из них умерли».

Свидетель «номер два», медсестра, приехала в Кыштым уже в 1967 году. Но последствия аварии, судя по ее рассказу, не исчезли и через десять лет:

«…В сельской местности можно было обнаружить огражденные участки, за оградой – горы земли. Верхний слой почвы, наиболее загрязненный радиоактивными продуктами, сгребался бульдозерами в кучи, и вокруг этих куч делались ограждения. На этих кучах земли тоже росли растения, но они имели очень необычные размеры и формы. Среди местных жителей эти кучи называли “могилами земли”».

На крупномасштабных картах Челябинской области, которые имелись в коллекции Британской библиотеки еще с дореволюционных времен, ближайшими к месту будущей промышленной зоны «Маяка», но уже за ее пределами, были пять небольших деревень: Берендиш, Салтыково, Галикаево, Русская Карболка и Юго-Конево. Это был очень бедный район и, судя по названиям поселений, со смешанным русским и башкирским населением. Жители этих деревень, по-видимому, были эвакуированы, но их было не более тысячи, две трети из них дети. Людей расселяли по окрестным деревням и поселкам после упрощенных медицинских обследований амбулаторного характера. В больницах Челябинска и Свердловска находились в 1957–1958 годах другие люди, детей там не было. По моим предположениям, пациентами больниц могли оказаться преимущественно ликвидаторы.

Отдельно я начал изучать литературу об аварийных взрывах большой мощности. Этой теме посвящены специальные книги и обзоры, существует международная шкала. Самым крупным индустриальным взрывом на то время считался взрыв в Оппау в 1921 году в Германии, на химическом заводе, производившем аммоний-нитрат как удобрение. Причина детонации хранилища с 4500 тоннами смеси сульфата и нитрата аммония оставалась неизвестной из-за гибели персонала. По расчетам мощности, взрыв затронул не всю массу, а лишь 450 тонн смеси. Небольшой город Оппау, недалеко от Гейдельберга, был почти полностью разрушен, и больше шести тысяч человек потеряли свои дома. Окна домов в радиусе 30 км были выбиты, крыши снесены. 500 человек погибло и более 2000 ранено. При взрыве образовался кратер глубиной 19, шириной 90 и длиной 125 метров. Взрыв был слышен в Мюнхене, в 300 км от Оппау.

Взрыв в Челябинске-40 был связан с детонацией около 100 тонн подсохших нитратно-ацетатных солей, смеси с более сильным взрывным потенциалом. Кратер мог быть и больше, так как хранилище представляло собой подземный железобетонный бункер. Вся огороженная территория, жилые районы, промышленная зона, казармы военной охраны и несколько небольших озер, согласно опубликованному в 1977 году отчету ЦРУ, составляла 2700 кв. км. Разрушения и повреждения в промышленной зоне были неизбежны. Жилая зона на расстоянии 7–10 км от промышленной не могла избежать взрывной волны. Загрязнения радиоактивностью в радиусе 10–15 км, которые происходили от взрывной волны, могли оказаться очень высокими. Ветер понес радиоактивное облако на северо-восток. Но взрывная волна разбрасывала смертельный концентрат во всех направлениях. Взорвался один стальной контейнер подземного хранилища. Но другие, сколько их было – оставалось неизвестным, могли быть повреждены и смещены, а система их водного охлаждения разрушена. Это создавало угрозу новых взрывов в случае накопления в хранилище гремучего газа. Предотвратить новые взрывы и самопроизвольный разогрев концентрированных радиоактивных смесей можно было лишь срочной закачкой больших объемов воды во все полости в подземном пространстве. Следовало бурить скважины и накачивать в них воду для охлаждения и разбавления смеси изотопов. Необходимую для этого технику могли доставить лишь с уральских горнорудных разработок. На это требовалось время. Руководство всеми работами могло осуществляться только на уровне правительственной комиссии с чрезвычайными полномочиями. По устным свидетельствам Н. В. Тимофеева-Ресовского и Н. В. Лучника, которые после освобождения из заключения в 1955 году продолжали работать на биологической станции