Опасная профессия - Жорес Александрович Медведев

Коэн, живший в Нью-Йорке. Как я понял во время обеда, эти трое американцев дружили со студенческих лет. В молодости они были марксистами, и этим объяснялись их интерес к СССР и знание русского языка. У Стива Коэна имелись и российские корни. Его дед иммигрировал в США из Литвы в начале века.

Коэн, как оказалось, тоже недавно стал членом Совета по международным отношениям, и ему было поручено представить меня на заседании на следующий день. Члены Совета, как правило, люди занятые, и заседание рассчитывалось на семьдесят пять минут: пять минут на представление, двадцать на доклад и пятьдесят на дискуссию. Неофициальный обмен мнениями продолжался во время обеда в том же здании Harold Pratt House на 68-й улице. Список приглашенных, около шестидесяти человек, я получил перед началом заседания в 17.15. Представителей прессы не было, дискуссия считалась конфиденциальной.

Текст выступления я заранее не готовил. Политику Картера по защите прав человека я считал совершенно неэффективной, прежде всего потому, что она носила избирательный характер, формулировала свои принципы лишь в отношении Советского Союза, не распространяясь на другие страны, и не являлась продолжением каких-либо традиций в американо-советских отношениях. Наиболее резко американская администрация отреагировала (отменив даже два торговых контракта) на дело Щаранского. Подняв ставку в политической игре сразу слишком высоко, но в вопросах, которые для всего остального мира, безусловно, казались очень мелкими, негосударственными и касавшимися людей, почти никому не известных, американская администрация лишала себя возможности вести какие-либо прямые переговоры с советскими лидерами по всем другим международным проблемам. В 1972–1974 годах, когда между администрациями США и СССР установился открытый и плодотворный политический диалог, президенты Никсон и Форд решали все проблемы путем прямых переговоров с Брежневым, встречаясь в дачных резиденциях и демонстрируя дружбу. Генри Киссинджера приглашали даже на «царскую» охоту на кабанов в Завидово. (Стрелять по животным и даже брать в руки ружье он, впрочем, отказался. Не захотел и поплавать вместе с Брежневым в его домашнем бассейне.) У Картера никаких личных контактов с советскими лидерами не было, даже по телефону. Обмен мнениями мог осуществляться лишь на уровне госдепартамента и советского Министерства иностранных дел, а различные заявления Картера воспринимались даже в МИДе как его личная позиция и оставались обычно без ответа. О каком-то позитивном влиянии политики Картера на положение в СССР не могло быть и речи. После суда над Анатолием Щаранским Картер личным приказом отменил уже согласованные ранее поездки в Москву американского министра здравоохранения и социальных служб, делегации по делам охраны природы и ряд других визитов. Возникла угроза ликвидации американского павильона на ежегодной Московской книжной ярмарке в сентябре. Появился проект о запрете на продажу зерна в СССР. Но в Советском Союзе в 1978 году собрали очень хороший урожай зерновых. Возражали и экспортеры: такая мера, создавая излишки зерна в США, могла снизить мировые цены. Эти акции помогали лишь консерваторам из Идеологической комиссии ЦК, которые всегда выступали против расширения культурного обмена с Западом.

Из вопросов и кратких комментариев присутствовавших на моем докладе в Совете по международным отношениям я мог понять, что Картер не пользуется в этом кругу ни уважением, ни авторитетом.

Коннектикут и другие штаты. Александр Некрич в Гарварде

В пятницу утром я приехал поездом в город Сторрс в штате Коннектикут, в университете которого была объявлена моя лекция об Уральской ядерной катастрофе и о проблемах охраны окружающей среды. Спонсорами визита были биологи и Центр по изучению славянских и восточноевропейских стран. В этом Центре работал профессор Рудольф Токес, которого я знал по прошлым приездам в США. Токес, иммигрант из Венгрии, считался в США главным специалистом по диссидентам. Он так же, как и я, приходил к выводу о том, что личное вмешательство американского президента в судьбу отдельных людей могло лишь помешать созданию более широкой внутренней оппозиции.

На субботу и воскресенье я поехал в близкий отсюда американский Кембридж, чтобы встретиться с историком Александром Моисеевичем Некричем, другом Роя. Я уже писал ранее, что А. Некрич, прославившийся своей книгой «1941. 22 июня», изданной в Москве в 1965 году, эмигрировал из СССР в 1976 году. Познакомился я с ним в 1966-м, когда он приезжал в Обнинск, чтобы прочесть лекцию в обнинском Доме ученых. Несколько раз мы встречались в 1977 году в Великобритании, где Некрич провел почти полгода, ожидая визу в США. Его приглашал туда на год Гарвардский университет, но в визе с правом на работу в США ему отказывали как бывшему члену КПСС. Друзья из США писали Некричу, что преодолеть это препятствие очень просто, нужно лишь письменно объяснить, что вступление в ВКП(б) в 1943 году было вынужденным, «по приказу». Некрич категорически отказывался. «Я в Советском Союзе должен был все время врать, – говорил он мне как-то в Лондоне, – неужели и здесь мне нужно снова врать и скрывать свою биографию? Я вступал в партию добровольно, на фронте, и гордился членством…» В конечном итоге, по ходатайствам коллег, Некрич получил визу, но с какими-то ограничениями.

Наша встреча была очень теплой. Несмотря на субботу, Саша повел меня на кафедру, а не домой. Семейных проблем Некрича я не знал. Рой сообщал в одном из писем, что перед отъездом Саша развелся с женой и уезжал один. Детей у них не было. Кабинет Некрича, большой, наполненный книгами, был, по сути, частью библиотеки Русского исследовательского центра:

«Вот видишь, какой у меня офис, – похвастался Некрич, – а вот денег не платят. Грант кончился, а получить должность в Гарварде нереально… Тебе проще, в биологии вы все коллеги, друг другу помогаете, предмет ведь необъятный… А в советологии мы все конкуренты, слишком много в Штатах советологов. В каждом университете есть центр, многие дублируют друг друга. Здесь, в Гарварде, все решает Ричард Пайпс, польский русофоб… он фальсифицирует историю уже с Киевской Руси…»

Некрич еще до отъезда из Москвы закончил книгу «Наказанные народы» о депортациях в 1943–1944 годах калмыков, чеченцев, ингушей, кабардинцев и крымских татар в Казахстан и в Среднюю Азию. Книга, сравнительно небольшая, не распространялась в самиздате, автор готовил ее для издания за границей. Она вышла в начале 1978 года в Нью-Йорке на русском языке в издательстве «Хроника», а затем и на английском («The Punished Peoples: The Deportation and Fate of Soviet Minorities at the End of The Second World War». W. W. Norton & Co). Автор, безусловно, надеялся, что она будет иметь успех и широкое распространение. Книг по этой проблеме еще не было.