Опасная профессия - Жорес Александрович Медведев

получил еще несколько приглашений для докладов и семинаров на эту же тему. Первым из них было письмо от директора отдела биологии Брукхэйвенской национальной лаборатории (Brookhaven National Laboratory) Ричарда Сетлова (Richard Setlow). Он написал, что «сотрудники нескольких отделов лаборатории занимаются изучением действия радиации на биологические системы и оценкой прошлых и потенциально возможных ядерных катастроф» и они «были бы очень рады», если бы я смог приехать в Брукхейвене для проведения семинара. При этом он приглашал меня остановиться в его доме.

В письме из Аргоннской национальной лаборатории (Argonne National Laboratory) от 18 августа прямо ссылались на сообщение от Ауэрбаха о моем визите в Ок-Ридж и предлагали посетить Иллинойс на пути из Теннесси в Калифорнию для обсуждения в Аргонне тех же проблем.

Уже в сентябре я получил еще одно приглашение, на этот раз из Центра по изучению окружающей среды (Center for Environmental Studies) Принстонского университета в Нью-Джерси. Там хотели провести семинар «с обзором радиоэкологических исследований и советской ядерной программы (включая Уральскую катастрофу)».

Для столь ответственной поездки и встреч с профессионалами мне следовало найти новые факты, причем такие, которые американские радиоэкологи смогли бы проверить не только по публикациям в советских журналах.

Радиоактивные перелетные птицы

К докладам в столь знаменитых атомных национальных центрах США надо было тщательно подготовиться. Я не был профессионалом ни в области хранения радиоактивных отходов, ни в области радиоэкологии. Мое преимущество состояло лишь в том, что я лучше, чем американские коллеги, знал именно советскую радиоэкологию и мог свободно читать русские академические журналы, которые западные ученые явно игнорировали. Экологических исследований в зоне Уральской катастрофы оказалось очень много, они лишь сравнительно недавно были начаты, в большинстве случаев в 1969–1971 годах, и включали разнообразные группы исследователей. Это означало, что они лишь с этого времени были вообще разрешены. (Впоследствии я узнал, что решение Совета министров РСФСР о создании Восточно-Уральского государственного экологического заповедника было принято в апреле 1966 года.) Но многие детали о самом радиоактивном загрязнении оставались засекреченными. Группы ученых из многих институтов Академии наук получили, таким образом, допуск на эту территорию не вскоре после ее аварийного загрязнения, а спустя много лет. Кроме того, они могли исследовать растения и животных, но им не разрешалось осуществлять дозиметрию самой территории. (От радиоактивности, выброшенной в воздух взрывом хранилища отходов и разносимой по территории ветром, распределение аэрозоля осаждением на поверхности неизбежно получается неравномерным, очень высоким в «головной» части и вдоль центральной оси и в местах выпадения осадков.) Поэтому данные радиоактивного загрязнения почвы, приводимые разными группами исследователей, им кто-то сообщал заранее. Цифры часто оказывались одинаковыми в различных публикациях и датировались 1965 годом, когда устанавливались границы заповедника. По составу радиоизотопов также наблюдалось сходство во всех работах, хотя они выполнялись сотрудниками нескольких институтов и публиковались в разных журналах. В лесном биоценозе загрязнение верхнего слоя почвы доходило до 3–4 милликюри на 1 кв. м, это означало 30 кюри на гектар и 3000 кюри на 1 кв. км – колоссальная доза, при которой, как я уже упоминал, хвойные деревья вымирали на большой территории и замещались лиственными породами и кустарниками. Страдали от хронического облучения популяции мышей и других грызунов. Почвоведы обнаруживали гибель различных популяций насекомых, личинки которых развиваются в верхнем слое почвы. Такой сильно загрязненный радиоактивностью район мало подходил для изучения пищевых цепей в лесном биоценозе, так как пищевые цепи нарушались из-за гибели радиочувствительных растительных и животных видов. Этот вывод становился постепенно ясным и для исследователей. Со временем определились две проблемы, для решения которых именно столь загрязненная радиоизотопами территория имела уникальные преимущества. Работа над одной из них могла дать ответ на вопрос: не происходит ли в популяциях животных и растений, долго живущих в радиоактивной среде, генетический отбор более радиорезистентных разновидностей? Второй проблемой, для которой загрязненный регион имел уникальную возможность решения, было, безусловно, определение степени консерватизма перелетных птиц, улетающих на зиму в теплые края.

Гуси, утки, кряквы, чирки и нырки, а может быть, кое-где журавли и лебеди улетали в октябре на юг с многочисленных озер Южного Урала. Челябинскую область выбрали в 1946 году для строительства первого промышленного военного реактора и завода по производству плутония именно благодаря обилию здесь крупных озер, так как урановый реактор требует для охлаждения тысяч тонн воды в час. Вода, охлаждающая реактор, а к 1957 году было уже три реактора, также сбрасывалась в озера вокруг атомного производства. Теперь радиоактивные водоплавающие птицы, на многие годы заполучившие в свои кости стронций-90, аналог кальция, улетая каждый год на зимовку (преимущественно в Болгарию, Закавказье, Иран, Турцию, Грецию, Югославию, достигая и Италии), смешивались повсюду с другими стаями птиц. Весной они летят назад, где-то по пути останавливаются и возвращаются в те же места, где происходила их репродукция в прошлом сезоне. Орнитологи всегда изучали такие миграции с помощью кольцевания птиц. Стронций-90 обеспечивал более надежную универсальную метку, так как все особи, проводившие свой брачный период, например, на двух озерах, упоминаемых Ровинским (см. предыдущую главу), а также их выросшее здесь потомство должны иметь в своих костях определенную специфическую концентрацию стронция-90, которая оставалась постоянной в их пище в течение многих лет.

Я уже говорил, что А. И. Ильенко выбрал в 1969 году одно из озер Ровинского для изучения стронция-90 в рыбных популяциях. Мелкие рыбешки питались здесь планктоном, их в свою очередь поедали более крупные рыбы, и эта пищевая цепочка завершалась щуками (иногда весом от 20 до 30 кг), которые накапливали много стронция-90 в костях и цезия-137 в мышцах. Но на таких крупных озерах обычно вдоль берегов и мелководий всегда живут и водоплавающие птицы. Авторы публикаций сообщали, что на территории заповедника была запрещена охота и рыбная ловля. В 1972 году к работе А. И. Ильенко в этом регионе присоединился орнитолог И. Ф. Рябцев, сотрудник Сибирского филиала Института экологии. Они провели на втором, более крупном из озер, ранее изученных Ровинским, отстрел пяти видов водоплавающих птиц и определили в их скелете содержание стронция-90. Озеро было непроточным, и концентрация радиоактивности в нем не менялась в течение многих лет. На зиму все птицы улетали на юг. На следующий год весной, когда таял лед, они возвращались. Замысел исследователей был очень прост. Если среди отстреливаемых птиц появлялась чистая, без стронция-90 в костях, значит, она новая, не жившая здесь в прошлом году. Те же особи, в костях которых обнаруживался стронций-90 в определенной концентрации, были возвращенцами, для них именно это озеро, может