Опасная профессия - Жорес Александрович Медведев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Принстонский университет. Профессор Роберт Такер
После Нью-Йорка мне предстоял визит в Принстонский университет, один из самых старых и знаменитых в США. Этот университет был основан в 1746 году, когда Северная Америка еще входила в состав Британской империи. Ныне этот сравнительно небольшой, но исключительно богатый частный университет выделялся среди других большим числом среди его воспитанников и сотрудников лауреатов Нобелевской премии, а также знаменитых политиков, имевших его дипломы. По американской традиции прославившиеся или разбогатевшие люди, что часто одно и то же, обязательно жертвуют какую-то сумму родному университету. Поэтому хорошие частные университеты со временем все больше процветают, а неудачники, не обеспечившие себе богатых спонсоров, могут перейти в разряд колледжей среднего образования, так как их дипломы не дают права на какие-то ученые степени. Университет в Принстоне, имевший не больше семи тысяч студентов и аспирантов, владел большим капиталом, чем два государственных университета в Нью-Йорке, городской и штата, где общее число студентов и аспирантов превышало 400 тысяч.
Для меня Принстонский университет представлял интерес в связи с существованием там наиболее серьезной в США так называемой Русской программы (Program in Russian Study), руководителем которой был профессор истории Роберт Такер (Robert C. Tucker). Он справедливо считался лучшим в мире специалистом по истории СССР. В 1973 году Такер опубликовал первый том трилогии о Сталине, «Stalin as Revolutionary (Сталин как революционер). 1879–1929», и теперь работал над подготовкой второго тома «Stalin in Power (Сталин во власти). 1929–1941». Особенностью книг Такера была не только глубина анализа и обобщений, но и яркость стиля, приближавшего текст к художественной прозе, что, безусловно, расширяло и круг его читателей. Из общего ряда западных советологов Такера выделяло прежде всего то, что он свободно владел русским, хорошо знал Советский Союз и любил русскую культуру. Почти десять лет, с 1944 по 1953 год, он работал атташе и переводчиком в посольстве США в Москве и несколько раз присутствовал в качестве переводчика на встречах американских послов и дипломатов со Сталиным и Молотовым. Такер начал работу в Москве, когда ему было 26 лет, и в 1946 году он женился на московской студентке Евгении Пестрецовой.
Моя переписка с Такером началась в конце 1974 года в связи с его планом поездки в Москву по академическому обмену на два месяца – для сбора материалов о Сталине. Он планировал несколько встреч с Роем, работу в открытых архивах и в фотоархивах ТАСС. Узнав о моем намерении приехать в США по приглашению из Юты, Такер пригласил меня в Принстон, чтобы провести коллоквиум на тему «Советская наука при Сталине и Хрущеве» («Soviet Science under Stalin and Khrushchev»), и предложил переночевать в его доме.
С одним из бывших учеников Такера, ныне молодым профессором в его отделе, Стивеном Коэном (Stephen F. Cohen), я был хорошо знаком и несколько раз встречался в Москве в 1971–1972 годах и в Лондоне. Продолжая тему своей диссертации, он готовил книгу о Николае Бухарине. В Москве Коэн подружился с вдовой Бухарина Лариной и его сыном Юрием. Он часто бывал у Роя и помогал нашей конфиденциальной переписке через дипломатическую почту. Фундаментальная книга Коэна о Бухарине «Bukharin and the Bolshevik Revolution» была издана в Нью-Йорке в 1974 году издательством «Alfred Knopf». В октябре 1976 года С. Коэн находился в Москве с двухмесячным визитом в Институте истории СССР. Его новый проект был связан не столько с историей, сколько с современностью – исследование судьбы реабилитированных большевиков, сумевших выжить в сталинских лагерях.
В течение уже почти двадцати лет существовала парадоксальная ситуация, когда основные академические исследования истории СССР велись не в Советском Союзе, а в США и Великобритании. В СССР можно было объективно изучать историю Древнего Египта или Римской империи, но не самой России и тем более СССР. История Февральской и Октябрьской революций, Гражданской войны, НЭПа, индустриализации и коллективизации, Второй мировой войны, биографии Ленина, Сталина, Троцкого и других деятелей фальсифицировались или вообще отсутствовали. Эта пустота заполнялась американскими и британскими историками, разделившимися на три основные группы, которые я условно мог обозначить как научно-объективную, антикоммунистическую и просоветскую. В состав последней входили обычно теоретики западных коммунистических партий. Особо существовали школы историков с троцкистским уклоном. Главными центрами объективного изучения истории СССР были в США Принстонский, Колумбийский, Калифорнийский университеты и Университеты штатов Индиана и Вермонт. «Русские институты» в Гарвардском, Йельском, Стэнфордском, Корнеллском университетах, в Университете Дьюка, в Рутгеровском университете и в Университете штата Коннектикут можно было отнести к идеологически антикоммунистическим. Это не означало, что здесь намеренно фальсифицировали историю, как это делалось в советских школах и университетах. Необъективность выражалась обычно в одностороннем выборе тем и проблем (изучение голода, репрессий, поражений в войне, оппозиций, диссидентов, национальных и религиозных меньшинств, антисемитизма, алкоголизма и т. п.).
12 октября я за час с небольшим доехал на автобусе из Нью-Йорка в Принстон. Такер был занят, он вел занятие по марксизму. Мой коллоквиум намечался на 16.30, и у меня оставалось почти три часа на осмотр кампуса и Русского центра, провести который Такер поручил одному из своих студентов. Кампус, расположенный вблизи города, занимал территорию около двухсот гектаров, занятую колледжами, спортивными площадками и парками. Здание колледжа политических наук производило внутри впечатление музея марксистко-ленинской литературы. На стендах стояли, наверное, сотни книг знаменитых авторов-социалистов и их предшественников, все на английском: сочинения Гегеля, Фейербаха, Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина, Троцкого, Карла Каутского, Розы Люксембург, Клары Цеткин, Луиса Дюпре, Георга Лукаса, Герберта Маркузе, Милована Джиласа и множества других, менее известных. Некоторые из них здесь же и продавались в киоске. В продаже были также левые, социалистические и коммунистические журналы и газеты. Я купил только одну, Workers Vanguard, орган «спартаковцев», неизвестной мне группы радикально левых. На первой странице была статья о всеобщей забастовке рабочих во Франции с требованием отмены программы экономии. Две страницы занимала