Опасная профессия - Жорес Александрович Медведев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Делегация биохимиков из Советского Союза была малочисленной. К нашему постеру никто из русских коллег не подходил. Прогуливаясь по широкому приморскому бульвару Копенгагена, мы с Ритой неожиданно встретили Александра Сергеевича Спирина. Я хорошо знал его с 1955 года, когда он был еще аспирантом Института биохимии АН СССР. В 1970 году он стал академиком, самым молодым в Отделении биологии, и директором Института белка в Пущине. Спирин был талантливым ученым и блестящим лектором, умевшим очень понятно объяснить сложные биохимические проблемы. От своего учителя, академика А. Н. Белозерского, умершего в 1972 году, Спирин унаследовал и кафедру биохимии растений МГУ. Саша был рад неожиданной встрече. Мы сели на скамеечку, чтобы поговорить. Судя по рассказу Спирина, ездить за границу для советских ученых стало намного труднее, чем несколько лет назад.
Евгения Гинзбург и Василий Аксенов
С Евгенией Гинзбург я познакомился, благодаря Рою, в конце 1966 года и тогда же прочитал уже ходившую в самиздате рукопись ее воспоминаний «Крутой маршрут», которая произвела на меня очень сильное впечатление. В ней рассказывалось о колымских женских лагерях в довоенный период, не менее жестоких, чем мужские. Некоторые женщины находились в лагере со своими малолетними детьми. Мощное воздействие на читателя обеспечивалось не только несомненным литературным талантом автора, но и строгим изложением лишь событий и фактов, без комментариев, эмоций, негодования, иронии или сарказма, которые почти всегда присутствовали в уже немалом количестве подобных произведений. Почти протокольный рассказ создавал эффект абсолютной достоверности и превращался в документальный роман, который, однако, заканчивался событиями 1940 года, как бы в середине сюжета, и требовал продолжения. Это продолжение поступило ко мне через десять лет, в мае 1976 года, в виде письма от Элизабет Стивенсон (Elizabeth Stevenson), лондонского представителя крупного миланского издателя А. Мондадори (Arnoldo Mondadori). Она сообщала мне о том, что американский адвокат Леонард Шройтер из Сиэтла получил микрофильм второго тома воспоминаний Евгении Гинзбург «Крутой маршрут», но не может пока прислать фотокопию в Милан, так как почти половина страниц отснята столь плохо, что их невозможно прочитать. К письму Элизабет была приложена срочная телеграмма из США от американского представителя Мондадори за подписью некой Марии, копия телеграммы была послана и в Милан директору издательства Донато Барбоне (Donato Barbone). Мария сообщала, что Шройтер отказывается передать ей фотокопию в том виде, в каком она есть, и вообще старается затянуть дело. Просьба ко мне от итальянского издательства была непростой: не могу ли я обеспечить их в течение трех-четырех недель новым микрофильмом всей рукописи, чтобы они могли решить проблемы со вторым томом независимо от американского адвоката? Обращение ко мне не было случайным. Арнольдо Мондадори был и моим издателем. В 1971 году он опубликовал на итальянском в переводе с английского книгу «Взлет и падение Т. Д. Лысенко» и недавно заключил договор на издание в Италии нашей с Роем книги «Хрущев. Годы у власти». Во время поездки в Италию в конце 1975 года я встречался в Милане с владельцем и президентом издательства Арнольдо Мондадори и с его директором Донато Барбоне. Итальянское гостеприимство оказалось очень теплым, и между нами сразу установились дружеские отношения. А. Мондадори издал еще в 1967 году первый том «Крутого маршрута» по самиздатной рукописи. Книга была первым в западной литературе документальным описанием сталинских лагерей, причем колымских, самых суровых. Она имела большой успех и переводилась на многие языки. Поэтому второй том мог быть предложен только этому издательству. Американский адвокат об этом, вероятно, не знал и рассчитывал объявить издательский аукцион – прием, практиковавшийся для потенциальных бестселлеров. Принцип таких аукционов, устраиваемых на международных книжных ярмарках, очень прост: право на издание получает тот, кто предложит наибольшую сумму, 20 % которой идет адвокату или его компании.
Для Евгении Гинзбург мы с Роем готовы были сделать очень многое, выполняя, конечно, ее собственные пожелания. Она была выдающейся женщиной и принадлежала к поколению нашего отца. В возрасте двадцати лет Е. Гинзбург окончила Казанский университет по специальности история и вскоре защитила кандидатскую диссертацию. От первого брака в Ленинграде (муж – Дмитрий Федоров, врач) у нее был сын Алексей. В то время браки обычно не регистрировались и легко распадались. Вторым мужем Евгении Семеновны стал председатель Казанского горсовета Павел Аксенов. Их сыну Васе исполнилось в 1937 году лишь пять лет, когда родителей арестовали, причем мать раньше, чем отца. Ей предъявили тяжкие обвинения, а вскоре арестовали и ее родителей. Все эти события подробно описаны в первых главах «Крутого маршрута». Старшего сына Евгении Семеновны Алексея отец забрал в Ленинград (где мальчик погиб во время блокады). Василий Аксенов, оставшийся без родителей, был отправлен в детский дом для детей заключенных в Костроме. В 1948 году, после окончания срока, Евгения Гинзбург была переведена на положение ссыльной в Магадане, и сын Василий, будущий писатель, переехал к ней и прожил в Магадане несколько лет до поступления в 1951 году в Ленинградский медицинский институт. После реабилитации в 1956 году Евгения Гинзбург восстановилась в членах КПСС, но до 1966 года жила во Львове, где втайне от всех писала свои воспоминания. В Москве, купив квартиру в кооперативном доме недалеко от станции метро «Аэропорт», Гинзбург вела очень активную жизнь и приобрела много новых друзей.
Главная трагедия состояла, однако, в том, что в 1974 году у нее диагностировали неоперабельный рак груди с метастазами. Состояние ее ухудшалось. Развитие болезни было остановлено французским гормональным препаратом из группы синтетических тестостеронов, который друзья привозили из Франции. Наибольшую помощь в этом оказывал Евгений Евтушенко, часто ездивший в зарубежные творческие командировки. Нередко бывал за границей и Василий Аксенов. Очень дорогой гормональный препарат для ежедневного приема и заочные рецепты частных французских врачей требовали уймы денег, и именно поэтому встала проблема получения хотя бы части гонорара от итальянского издательства. В 1975 году мы с Роем принимали, по просьбе Василия Аксенова, участие в переговорах по этому поводу.