Опасная профессия - Жорес Александрович Медведев

одиннадцать утра, ланч с гостями, коллоквиум по проблеме старения в медицинском колледже, отдых в мотеле и лекцию в семь часов вечера, после которой тридцать-сорок минут отводилось для ответов на вопросы. В девять вечера начинался обед, также с гостями, в клубе с видом на озеро и горы.

Незадолго до отлета из Лондона я получил от Гиббса несколько туристических брошюр о городе с его историей, о Большом Соленом озере и о кампусе Университета штата Юта. Основной достопримечательностью города считался величественный замок мормонов и прилегающая к нему площадь. Этот замок строился мормонами почти сорок лет. Сообщив вечером по телефону из забронированного для меня номера в мотеле профессору Гиббсу о благополучном прибытии, я весь день 21 октября провел, осматривая город, замок и прилегающий к нему парк. Ориентироваться в городе было легко, улицы пересекались под прямыми углами и назывались по номерам, как в Нью-Йорке. Главные туристические объекты находились вокруг замка. Вечером я еще раз просмотрел текст лекции, составив план презентации на следующий день.

22 октября все шло по программе. После коллоквиума меня попросили передать слайды и другой иллюстрационный материал секретарю отдела физики, для телевизионной передачи их следовало переснимать. Мне их вернули перед лекцией. Аудитория встретила меня очень тепло. Лекции этой серии широко афишировались, и повсеместно рассылалась особая листовка с краткой биографией лектора, его портретом и рефератом самой лекции. В местных утренних газетах печатались объявления о лекции и краткие статьи о лекторе.

Первую половину лекции я посвятил истории российской и советской науки. Потери российской науки в период революций и Гражданской войны были очень значительными. Уехали, а часто просто бежали из страны основатель геронтологии В. Коренчевский, известный физикохимик Г. Б. Кистяковский, изобретатель вертолета Игорь Сикорский, социолог Питирим Сорокин, знаменитый экономист В. Леонтьев. Я называл эти имена, так как они хорошо известны американцам. Кистяковский стал вице-президентом Национальной академии США, Леонтьев – лауреатом Нобелевской премии, а именем «Сикорский» обозначалась вся серия американских военных вертолетов. После окончания Гражданской войны политика советского правительства состояла, однако, в очень активной поддержке всех форм образования и научных исследований. С 1921 до 1929 года в СССР возникло много новых научных институтов и академий. Были заложены основы развития новых направлений в атомной физике (А. Ф. Иоффе), космонавтике (С. П. Королев), генетике и географии культурных растений (Н. И. Вавилов), изучении биоценозов (В. И. Вернадский и В. Н. Сукачев), популяционной генетике (С. С. Четвериков) и множество других. Возник широкий фронт новаторских исследований.

Научная политика правительства начала, однако, меняться в 1929 году в связи с принудительной коллективизацией крестьянства и быстрой индустриализацией страны – знаменитыми сталинскими пятилетками. К ученым и инженерам власти стали применять диктат и меры принуждения. Партийное руководство приняло, например, в 1931 году резолюцию, обязывающую Академию сельскохозяйственных наук обеспечить к 1935 году выведение новых сортов озимой пшеницы, пригодных для выращивания в Сибири. Авиационные конструкторские бюро секретной директивой обязали создать к 1937 году высокоскоростные бомбардировщики с удвоенной дальностью перелетов на большей высоте. Невыполнение таких директив в период начавшейся в 1937-м новой волны политического террора вело к появлению псевдонаук и массовым арестам ученых и конструкторов, обвиняемых в саботаже и вредительстве.

Вторая половина лекции характеризовала послевоенный период, когда основным приоритетом для страны стало быстрое овладение атомным и ракетным оружием. Руководство США, уже применившее в августе 1945 года две атомные бомбы, было уверено в своей атомной монополии на десятилетия. Советские физики-атомщики имели в это время не больше килограмма урана. Политбюро поставило перед учеными задачу – создать и провести испытание атомной бомбы до конца 1948 года. Основным фактором, который обеспечил успешное выполнение этой невероятной директивы, было, конечно, существование в СССР большой школы талантливых отечественных физиков, которым предоставили неограниченные возможности, полномочия и любые материальные и финансовые ресурсы. Их усилия дополнялись работой разведслужб, все основные технологические секреты Лос-Аламоса быстро становились известны в СССР. Из оккупированной Восточной Германии в Советский Союз вывезли не только больше ста тонн уранового концентрата, но и почти всех ученых, занимавшихся немецким Урановым проектом. Они успешно разработали в СССР технологию обогащения урана центрифугированием. Первый экспериментальный реактор достиг критичности в декабре 1946 года. Но для создания атомной индустрии требовалось масштабное строительство. Промышленные реакторы и одновременно радиохимический завод по выделению плутония начали строить в 1946 году за Уралом в районе озер в пустынном месте между Свердловском и Челябинском, в 30 километрах восточнее небольшого города Кыштым. Использование рабского труда заключенных (около 70 тысяч), главным образом так называемых остарбайтеров – репатриированных из Германии советских граждан, прошедших немецкую школу на разных секретных, нередко подземных, военных строительных объектах, явилось решающим фактором успеха. Они трудились днем и ночью под руководством физиков, инженеров и офицеров особого атомного управления МГБ. Одновременно создавались аналогичные объекты для обогащения урана и засекреченный центр в Горьковской области для разработки конструкции атомных бомб и их сборки. Десятки лагерей этого атомного ГУЛАГа не были известны даже А. И. Солженицыну. Никто из них не писал впоследствии воспоминаний. Потерявших работоспособность отправляли отсюда как спецконтингент в отдаленные лагеря Магаданской области. Секретный доклад Хрущева на XX съезде КПСС почти не изменил их судьбу. Я знал о них по рассказам Н. В. Тимофеева-Ресовского, который сам в 1947 году был перевезен из карагандинского лагеря в секретный институт «Сунгул» в Свердловской области, где группа вывезенных из Восточной Германии немецких ученых разрабатывала радиохимические технологии для выделения плутония из выгоревших реакторных урановых сборок. Первые военные реакторы работали на природном уране и с графитовыми замедлителями. Директором этого института в 1947 году стал Николаус Риль (Nikolaus Riehl), выдающийся немецкий радиохимик, хорошо знавший Тимофеева-Ресовского еще в Берлине.

В 1950 году за успешное решение ряда проблем Николаус Риль получил звание и золотую медаль Героя Социалистического Труда. В Москве для него построили коттедж, надеясь, что он согласится постоянно работать в СССР. Во время поездки в ГДР в 1955 году Риль с женой через берлинское метро перешли в Западный Берлин и улетели в ФРГ. В 1976 году он жил в Западной Германии. Я с ним дважды разговаривал по телефону. Риль родился в Петербурге в семье немецкого инженера и свободно говорил по-русски. Он писал воспоминания и хотел получить от меня фотографии Тимофеева-Ресовского, Лысенко, Вавилова, Курчатова и некоторых других ученых. Его книга на немецком «Десять лет в золотой клетке» была издана (Riederer-Verlag, Stuttgart) лишь в 1988 году. В 1996 году ее с многочисленными дополнениями и новыми иллюстрациями, но уже посмертно издали в Нью-Йорке («Stalin’s Captive. Nikolaus Riehl and the