Жизнь Христофора Колумба. Великие путешествия и открытия, которые изменили мир - Самюэль Элиот Морисон

Адмирала, которому, в свою очередь, приказывалось подчиняться посланнику Короны. Тут следует заметить, что такие неограниченные полномочия были предоставлены Бобадилье еще до того, как монархи узнали, что Ролдан и Адмирал пришли к соглашению. Это произошло несколько раньше, когда государи заподозрили Колумба в его слабости в борьбе с мятежом, устроенным против него и, следовательно, против власти короны. Если бы Бобадилья в тот год уехал на Эспаньолу, он счел бы ситуацию довольно мирной и провел бы надлежащее расследование причин беспорядков. К величайшему сожалению для Колумба, отъезд Бобадильи был отложен до июля 1500 года, и он прибыл в Санто-Доминго 23 августа, сразу после того, как Адмирал продемонстрировал давно назревшую жесткость в подавлении (с помощью Ролдана) нового восстания, возглавляемого одним из бывших лейтенантов Ролдана, Адрианом де Моксикой.

Когда Бобадилья вошел в гавань, его глаза были поражены зрелищем виселицы, на которой висели трупы семи мятежных испанцев, а дон Диего, отвечающий за ситуацию в городе, не преминул сообщить уполномоченному чиновнику, что на следующий день будут казнены еще пятеро. Бобадилья безапелляционно приказал дону Диего передать ему пленников, но тот, проявив непривычную твердость, отказался что-либо предпринимать до возвращения Адмирала в город. Взбешенный Бобадилья настаивал, зачитывал свои бумаги и, наконец, призвав чернь Санто-Доминго подчиняться его приказам от имени монархов, захватил цитадель, завладел домом Адмирала, конфисковал все его бумаги и имущество. Особую популярность у колонистов он завоевал после того, как провозгласил свободу собирать золото, снизил правительственный сеньораж и заковал дона Диего в кандалы. Когда же Колумб послушно явился на его зов, Бобадилья приказал бросить Адмирала в тюрьму и заковать в цепи, как и брата. Аделантадо, все еще находящийся на свободе со своими людьми, мог оказать решительное сопротивление, но, помня советы брата, верящего в конечную справедливость монархов, также сдался и был закован в кандалы на борту одного из кораблей. К этому времени Бобадилья уже накопил кучу свидетельских показаний и лжесвидетельств против всех трех братьев Колумб и, проведя формальное дознание, приговорил их к возвращению в Испанию для суда.

В начале октября 1500 года закованный в цепи Адмирал был посажен на борт каравеллы «Ла Горда» и отправлен домой. Капитан предложил снять кандалы, как только судно покинет гавань, но Колумб решительно отказался, сославшись на то, что закован от имени соверенов и он будет носить эти цепи до тех пор, пока сами монархи не прикажут их снять. На этом же судне находился и дон Диего, а вот Бартоломео, похоже, отправили на другом корабле. К счастью, погода не препятствовала быстрому продвижению «адмиральской» каравеллы, и «Ла Горда» вошла в Кадисский залив до конца октября.

Хотя ничто не может оправдать возмутительные действия Бо-бадильи, следует признать, что Колумб на посту губернатора колонии потерпел неудачу. Он проявлял слабость в тех случаях, когда следовало быть твердым, и наоборот – был безжалостен в неподходящее время. Лас Касас, отвергающий большинство выдвинутых обвинений по причине необоснованности или легкомысленности, признавал, что три брата «не проявили скромности и осмотрительности при управлении испанцами, как им следовало бы», будучи иностранцами, а также не оспаривал их виновность в несправедливом распределении провизии, отправленной из Испании, как средства вознаграждения верующих и наказания ленивых и недовольных. Несомненно, губернатор Овандо (ставленник Бобадильи) действовал с гораздо большей суровостью, как по отношению к индейцам, так и по отношению к колонистам. И все же стоит задуматься над тем, что, возможно, никто не смог бы лучше Адмирала преуспеть в управлении бандой авантюристов, озабоченных исключительно личным обогащением, не принося при этом никакой пользы. Практичный Овьедо, хорошо знавший Индию, писал, что любой губернатор Эспаньолы раннего периода должен был быть «поистине ангельским и сверхчеловечным», если хотел добиться успеха. Впрочем, нам не нужно лишний раз доказывать крайнюю трудность управления недисциплинированными людьми, прошедшими через те или иные лишения с единственной надеждой на выигрыш и при этом желающими получить его быстро.

Унижение от этих разбирательств для Колумба, как для человека, обладающего гордой натурой и чувствительностью к оскорблениям чести, вряд ли может быть понято любым современным человеком. И все же он ни на мгновение не терял достоинства. Письмо, которое он написал по пути домой (или вскоре после этого) донье Хуане, сестре Антонио де Торреса, гувернантке инфанта дона Хуана, завершается замечательным выражением его оскорбленного чувства справедливости: «Меня судят как губернатора, который отправился на Сицилию или в какой-нибудь город с регулярным правительством, где законы можно соблюдать полностью, не опасаясь потерять все. Я же терплю тяжкий вред. Меня следует судить как капитана, отправившегося из Испании в Индию, чтобы завоевать народ многочисленный и воинственный, чьи нравы и религия сильно отличаются от наших, который живет в сьеррах и горах, без постоянных поселений. По божественной воле я принес под суверенитет короля и королевы, господ наших, Другой мир, благодаря чему Испания, считавшаяся ранее бедной, стала самой богатой из стран… Бог, Господь наш, присутствует со своей силой и мудростью, как и прежде, и в конце особенно наказывает неблагодарность и обиды».

Четвертое путешествие в Америку

Глава 42

Последний шанс (10.1500-03.1502)

«Друзья! – я рек. – Изведав столько бед

В пути своем на запад отдаленный,

Ужели мы остаток ветхих лет

Не посвятим на подвиг дерзновенный?

Вослед за солнцем, по равнинам вод,

Проникнем смело в мир ненаселенный!»

Данте. «Божественная комедия. Ад», песнь 26; 112–115[302]

Прекрасная погода и попутный бриз сопровождали возвращение «Ла Горды» домой, словно океан желал сократить страдания своего отважного завоевателя. Колумб высадился в Кадисе до конца октября и по приглашению своего друга, брата Каспара Горричио, отправился погостить в картезианский монастырь Лас-Куэвас в Севилье, все еще будучи в цепях и в сопровождении своего тюремщика. Его трогательное письмо донье Хуане де Торрес, наперснице королевы, было отправлено посыльным вместе с другими, адресованными некоторым придворным вельможам. Все они практически начинались одинаково:

«Прошло уже семнадцать лет с тех пор, как я обратился к нашим государям с предложением индийского предприятия. Следующие восемь из них прошли в обсуждении, и в конце концов оно было отвергнуто, как шутка. Тем не менее я продолжал настаивать…

В результате под их суверенитет попало больше земель, чем имеется в Африке и Европе, более семнадцати сотен островов, не считая Эспаньолы… По Божьей воле я совершил завоевание за семь лет. В то время, когда я заслужил право рассчитывать