Мертвая земля - К. Дж. Сэнсом

– И все же…

– Да?

Я перевел дыхание и выпалил:

– Простите мою дерзость, сэр, но вы не обладаете никакими полномочиями, дарованными королем либо протектором. Так что этот ордер не имеет законной силы!

Взгляд Кетта стал суровым и жестким.

– Мы служим интересам короля, протектора и созданной им комиссии и собираемся служить им впредь, – отчеканил он. – Разве этот документ не доказывает, что мы намерены действовать законно, именем короля?

– Это спорный вопрос, – осторожно заметил я, хотя прекрасно сознавал, что с юридической стороны этот ордер – всего лишь попытка узаконить кражи.

То обстоятельство, что жертвами этих краж становились люди, у которых скот и провизия «наличествуют в избытке», с точки зрения закона ровным счетом ничего не меняло.

Неожиданно для самого себя я рассмеялся:

– Капитан Кетт, признаюсь вам честно, у меня просто голова идет кругом.

Столь же неожиданно он рассмеялся в ответ:

– Откровенность за откровенность: не стану скрывать, что у меня самого она идет кругом уже несколько дней. На меня свалилась такая пропасть обязанностей и дел, что порой и не знаешь, за что хвататься. Надо строить дома, чтобы скрываться от непогоды, кузницы, чтобы подковывать лошадей и делать оружие, и пекарни, дабы печь хлеб.

– Как долго вы намерены оставаться здесь, на Маусхолдском холме?

– Сколько потребуется, – пожал плечами Кетт. И добавил с улыбкой: – Вы сами понимаете, положение у нас непростое. Я прекрасно знаю, что думают о нас Тайный совет и парламент. Но лорд-протектор – наш искренний друг, в это я непоколебимо верю. Как бы то ни было, в нашем лагере собрались тысячи людей, и нам удается сохранять порядок и дисциплину. К тому же, – он многозначительно вскинул бровь, – здесь находится множество джентльменов, наших пленников и заложников.

– А что, если правительство направит против вас войска, как это уже было с мятежниками на юго-западе страны?

– Люди, которые подняли восстание на юго-западе, ратовали за возращение католической мессы, – покачал головой Роберт. – А мы ничего не имеем против церковных реформ. Да и где Королевскому совету взять войска, чтобы направить их против нас? Часть английской армии воюет в Шотландии, часть брошена на запад. На нас солдат попросту не хватит.

– Тем не менее, сэр, прежде чем предпринять следующий шаг, вы должны все как следует обдумать, – сказал я, глядя ему в лицо, внезапно ставшее серьезным и хмурым.

– Нам выпал шанс изменить жизнь, и мы не должны его упускать, – бросил собеседник.

Я счел за благо промолчать.

– Приятно было побеседовать с вами, мастер Шардлейк, – произнес Кетт, и лицо его вновь осветила улыбка. – В отличие от своих коллег-законников, вы говорите прямо, без всяких околичностей. Завтра я собираюсь в Норидж, нанести ответный визит Кодду и Элдричу. Если желаете, можете тоже сходить в город, навестить своих друзей и знакомых. А во вторник под Дубом реформации состоится первый судебный процесс. Надеюсь, вы поможете нам соблюсти закон и не погрешить против справедливости. Я жду ваших советов и наставлений. – Помолчав, он добавил: – Я слышал, ваш друг Барак неплохо пишет левой рукой?

– О да, Джек делает сие весьма ловко. Он приложил немало усилий, чтобы научиться этому.

– Превосходно. Значит, во время суда он будет вашим писцом. Этот человек предан нашему делу всей душой, – проронил Роберт, буравя меня взглядом.

– Полагаю, вы правы, – кивнул я.

Неожиданно на ум мне пришла Тамазин, тщетно ожидавшая вестей от мужа в далеком Лондоне.

«Да уж, – подумал я, – Кетт умеет добиваться своего. Незаметно для себя самого я тоже стал неотъемлемой частью жизни повстанческого лагеря».

На следующее утро все обитатели лагеря, по обыкновению, поднялись на рассвете. День вновь обещал быть жарким. Минувшей ночью я спал крепко, несмотря на духоту, стоявшую в хижине, где едва хватало места для нас троих. Все мы насквозь пропахли потом, но давно притерпелись к густому запаху, исходившему от множества тел, в том числе и от своих собственных. Бороды наши отросли и походили на три небольшие копны: у меня седая, у Барака – каштановая, а у Николаса – рыжая.

Вдова Эверник раздала всем по ломтю хлеба и сыра. С аппетитом проглотив этот немудреный завтрак, я неожиданно подумал о том, что еще две недели назад мысль о жизни в столь суровых походных условиях привела бы меня в ужас. Как ни странно, несмотря на изнуряющую жару, необходимость спать на копне папоротника и постоянно ходить пешком, я чувствовал себя бодрым, как никогда прежде. Тело мое, имевшее прискорбную склонность распадаться на отдельные страдающие части, ныне превратилось в единый отлаженный организм. Впрочем, я помнил, что после недавнего ушиба мне следует соблюдать осторожность.

До меня долетел смех: соседи наши веселились, вспоминая вчерашний визит олдермена Элдрича. Выяснилось, что он жил в Свордстоуне, в трех милях отсюда, и в Норидж его доставил отряд повстанцев.

– Теперь-то, братцы, он строит из себя друга бедняков, – с удовольствием заметил кто-то.

После завтрака бо́льшая часть мужчин принялась за работу, однако некоторые вместе с женщинами отправились в Норидж, на рынок. Накануне вечером командиры сотен, сопровождаемые бывшими солдатами, обошли лагерь, раздавая деньги, нечто вроде зарплаты, – каждому по шиллингу. То были новые, обесцененные шиллинги, но тем не менее на них можно было что-то купить.

Юный Нетти, в кожаной куртке без рукавов и потертых кожаных штанах, вертел монетку в своих темных загрубевших пальцах.

– Давненько я не держал в руках денег, – вздохнул он.

– Ты сегодня опять будешь работать в лесу, на валке деревьев? – спросил я.

– Нет, сегодня мне досталась работа намного лучше! Один из плотников взялся научить меня пилить доски. Может, когда все это закончится, я стану его подмастерьем.

– Собираешь вернуться в Сандлингс?

– Нет, я хотел бы остаться в Норидже. Честно сказать, море мне не по душе.

Глядя на парнишку, я вспомнил злополучного Уолтера, которого нашли на берегу с проломленной головой. Как видно, Нетти подумал о том же, ибо он подался вперед и сообщил:

– Вчера в лагерь пришли еще несколько человек из Сандлингса, в том числе один из моих старых приятелей. Он жил в той же деревне, что и бедолага Уол Пэдбери. Надо бы его порасспрашивать, может, он что-то знает.

– Если ты с ним поговоришь, буду тебе крайне признателен.

Старый Джонсон поднялся на ноги:

– Спасибо за завтрак, тетушка Эверник. Я не смогу быть на утреннем богослужении, так что помолитесь о спасении моей души.

– Уже на работу, брат?

– У меня нынче пропасть дел, поэтому рассиживаться некогда.