Вкус жизни - Шамхал Афлатун оглы Маниев

тех людей, без которых дело не идет. Резин, казалось, даже удачно женился. И все вроде шло хорошо. Но Резин начал получать от жизни жестокие удары. Сердце заливала кровь. Финалом и так переполненного через края горя стала внезапная болезнь. Резин вернулся опять к бедности. Вдруг он оказался для всех обузой. Жена Резина начала раздражаться. Говорила, что большая часть жизни кружится вокруг него: «Тебе, что, все прощать теперь? Если ты болен? Что, у меня своих проблем мало?» Жена вскоре съехала. Теперь Резин стал одиноким и ненужным человеком.

***

Сегодня день посещений. Каждый больной ждет этот день. Ждет, когда к нему придут родные люди. Ведь стены больницы могут довести до ручки даже самых сильных.

Уже обеденное время, посещения разрешены уже с утра, но никого еще не было. Вся атмосфера палаты говорила, что посещений не ожидается. И от этого стало особенно грустно…

В коридоре послышался детский смех. В палату сломя голову забежала крохотная девочка и застыла резко в проходе. На ней светился розовый милый костюмчик, а на голове пальмочками стояли хвостики с разноцветными резинками. Ей года три. Сжав кулачки, ребенок стал внимательно рассматривать странных жильцов этого чудного светлого помещения с кучей кроватей. На которых лежали совсем незнакомые люди. Вдруг среди незнакомцев она заметила своего дедушку, и лицо девочки залилось непередаваемой радостью. Ребенок весело запрыгал и, хлопая в ладоши, кинулся к деду. Радостные возгласы ребенка охватили всю палату и сбили напрочь серую безысходность нашего пребывания в лечебнице. Это к Марату Рустамовичу пришли сын с дочкой. Первые посетители. Лицо Марата Рустамовича мгновенно забрало счастье. Впервые за все время он улыбается и смеется. Девочка начинает непослушно носиться по палате. Вдруг она подбегает к Прохорову и рассказывает, чем сегодня занималась – от поедания невкусной каши с утра до встречи со страшным кондуктором в автобусе.

– А я вот катался на аттракционах! На длиннющих, высоченных горках! – воскликнул Прохоров, вытянув руки высоко вверх.

– Да-а-а? – радостно восклицала девочка.

Сын принес отцу что-то в большом пакете. Наверное, сменные вещи. Поиграв минут десять с резвящимся ребенком, Марат Рустамович тяжело задышал. Позвал рукой сына поближе и что-то тихо сказал. Сын от услышанного показался потерянным и вопросительно всмотрелся в глаза отцу. Потом подозвал ребенка к себе и начал прощаться.

– Идите домой. Все будет нормально, – кивнул головой Марат Рустамович.

– Пока, отец. Если что… позвони… – проговорил сын.

– Пока, деда! – махая ручкой, подпрыгивала внучка.

Марат Рустамович улыбался, провожая домашних взглядом. После их ухода он обессиленно лег на кровать и хрипло закашлял.

– Надо выходить отсюда, – выдохнул Марат Рустамович. – Старость надо провести с внуками. Им надо все передать, рассказывать то, что я считаю главным, нужным и полезным.

– Воспитывать детей надо только на классике. Если на развлекаловке, все – обучения не будет, – добавил Прохоров.

– Как это выходить?! А лечиться-то как?! – громко возник вдруг Резин.

– Жизнь-то она одна. Завтра может и прекратиться. Сегодня мы должны быть готовы, чтобы нас понесли хоронить. И ничего страшного в этом нет. Мы приходим и уходим… – проговорил ровно Марат Рустамович.

Болезнь Марата Рустамовича долго не давала о себе знать. Он всегда был энергичен и здоров. Каждое утро он начинал с длительных походов в горы. С великим энтузиазмом он занимался развитием своего небольшого спортзала и тренировкой учеников в родном предгорном городке. Много времени он отдавал работе с молодежью. Бывало, Марат Рустамович даже проводил с ними изматывающие схватки, в которых с лихвой давал фору любому.

Обычно рак гортани прячется, тихо развивается в незримом месте. Часто без каких-либо симптомов. И из-за этого, как правило, обнаруживается в конце, на поздних стадиях. Поэтому когда Марат Рустамович начал беспричинно задыхаться, начал терять слух и когда исказился голос, родные вызвали врача. Узнав диагноз, Марат Рустамович даже не изменился в лице, как будто он давно уже все знал и понимал. В разговорах с родственниками он говорил: «К смерти я готов, в принципе, я все успел и умирать мне не страшно. Конечно, где-то можно было бы еще поднажать, но раз пришло время, то все нормально. «Поднажмут» уже мои дети, потомки…»

В дверях появилась девчонка, c виду лет двенадцати. Она стояла неподвижно, держа в руке пухлый пакет. Испуганными глазами она осматривала каждого жильца палаты, кого-то искала.

– К кому такая молодчинка пришла? – вопросил громко Прохоров. – Еще такой тяжеленный пакет притащила, наверное, конфетами набит! – добавил с улыбкой Александр Ильич.

– Даша! – откликнулся Коновалов. – Я же тут! Подойди!

Девочка прошла вдоль кроватей, волоча пакет по полу.

– Да дай я сам! Что ты там притащила? Где мама? – подойдя к дочке, обеспокоенно спросил Коновалов.

– Я набрала всего… Твой костюм принесла любимый, туфли. Поесть…

– Да зачем мне тут костюм? Где мама? Как ты сюда доехала?

– На автобусе. У мамы дела… Она прийти не смогла, – проговорила тихо девочка.

Коновалов повел ее к себе, в уголок у окна. Приподнял и усадил на кровать, сам присел рядом. Он все понял про жену и перестал расспрашивать любимую дочурку. Коновалов видел, как тяжело даются ей слова и насколько влажными были ее глаза. Кажется, по секундному щелчку она может вдруг разреветься.

– Да все тут ясно! – вдруг воскликнул ранее затихарившийся Резин.

– Да что тебе ясно! – стиснув зубы, бросил в ответ Коновалов.

Похоже, если бы не дочка, сидевшая барьером рядом с Коноваловым, то Резин лишился бы ряда зубов в своей фирменной насмешливой улыбке.

Взгляд Коновалова опять упал на дочку, и тот сразу успокоился и даже улыбнулся.

– Ну как ты? Как школа?

– Да достала школа.

– Ну, что ты! – смеялся Коновалов. – Надо потерпеть.

Разговаривали они долго. Наверное, часа два. Со стороны было видно, как ранее хмурый сибирский здоровяк оживился, общаясь с родным человеком. Эта маленькая девочка придавала отцу неведомый по размеру запас сил.

***

К вечеру появился врач с той самой молоденькой медсестрой. Лицо врача было необычным и запоминающимся. Выделялись большие глаза с умным взглядом. Нос с легкой горбинкой. По возрасту можно дать чуть больше тридцати лет. Выглядел он двое суток не спавшим. Медсестра, как и в прошлый раз, замеряла температуру. А врач спрашивал у каждого о состоянии здоровья. Увидев меня, первым делом заявил:

– Вам еще надо подождать, в ближайшее время будет сделана операция.

– А сколько ждать?

– Это уже не от меня зависит. Но все скоро сделаем. Мария, проверьте температуру, – проговорил бегло врач.

Ко мне тут же подскочила эта хрупкая медсестра.

– Засучите рукав, дайте