Селянин - Altupi

Он не гость! Кирилл решительно оборвал пагубные мысли — он не гость, а часть этой семьи, и тоже должен относиться ко всем с пониманием! С пониманием того, что Егор сейчас наёбывает как каторжный, значит, нечего зад на диване отлёживать! Он развернулся, чтобы идти, как услышал слабый голос из спальни:

— Кирюша, это ты?

Галина почти сразу научилась различать его по поступи. Зрение у неё было ослаблено, а слышала она остро.

— Да, мам Галь, — с искренней благожелательностью откликнулся он. — Что-нибудь надо? Я на огород обратно собирался, попить заходил.

— Подойди ко мне, пожалуйста, — попросила она тихо и медленно, что Кирилл скорее догадался, чем расслышал. Посетовав совести, что не виноват в задержке прополки, он поспешил в спальню. Потребности мамы в этом доме тоже были в приоритете.

Кирилл в пять больших шагов преодолел зал и, отодвинув шторы, просунул голову в тесную комнатёнку, из которой по дому разносился запах лекарств и дезинфицирующих средств. Взгляд сразу упал на постель, где лежала высохшая женщина в белой ночной рубахе. В принципе, ему больше некуда было падать: кроме односпальной кровати, комода и стула там не было ничего. На стуле, старомодном, деревянном, сидели сыновья, когда кормили Галину или читали ей книги и газеты.

Свет от единственного окна висел серой вуалью, сглаживая углы и очертания предметов.

— Я пришёл, мам Галь…

— Кирюша… — она всегда звала его так. — Ты поговорил с Егорушкой?

Кирилл замялся. Отведя глаза, сделал шаг в комнату и сокрушённо опустился на стул.

— Нет. Я… Просто я считаю… Я знаю… — попытался объяснить он, но необходимость произносить трепетные, слезоточивые речи всегда ввергала его в ступор и смущение. — Я знаю, что Егор откажется. Он очень любит тебя, мам Галь. Если я заикнусь отправить тебя в богадельню, Егор меня выгонит, а я его люблю. — Постепенно монолог давался легче, появились шутливые интонации. — Я без него не могу, так что не надо вбивать между нами клин, ага? К тому же я его поддерживаю: не надо тебе в богадельню. Тебе лечиться надо, на ноги вставать, а не списывать себя со счетов.

У Галины задрожали губы.

— Помирать мне пора… Избавить ребят от обузы… Жизнь им порчу, камнем на шее вишу.

В больших блёклых глазах заблестели слёзы. Кириллу стало не по себе. Утешать он не умел, но постарался хотя бы не испортить.

— Мам Галь, ну что ты? — Он взял её за руку, только потом по холоду и безжизненности понял, насколько это бесполезный жест, но не отпустил. — Ну будет тебе… Не говори так… Егора с Андрюхой расстроишь. И меня, я ведь тоже к тебе привязался. Ты лучшая мамка на свете, не лей слёзы.

Галина едва заметно кивнула и моргнула. Кирилл аккуратно вытер мокрые следы с её тёплых щёк, поскольку она сама не могла этого сделать. Он бы обнял её, да постеснялся.

— Твой телефон звонил, — перевела щекотливый разговор Галина.

— Да? — удивился Калякин, вспоминая, что поставил смарт на зарядку перед уходом на огород и включил его, собирался завтра в городе поймать стабильный сигнал и выйти в интернет, посмотреть, что там к чему, поискать работу на сайтах. При включении обнаружились с десяток эсэмэсок от банков, сотового оператора и МЧС, два пропущенных звонка от матери и на этом всё — его, как опущенного, бойкотировали. Жалеть об этом не стоило.

Кирилл встал со стула, вышел в зал, где рядом с телевизором на тумбочке лежал смартфон, отсоединил от зарядного устройства и вернулся на стул, просматривая на ходу.

— А, фигня… это мать звонила… Наверно, ей оповещение пришло, что абонент появился в сети.

— Она волнуется, — с позиции своей доброты предположила Галина. Она, конечно, уловила толстым слоем намазанное пренебрежение.

— Это ты так думаешь. Ей по фигу на меня. — Кирилл заблокировал экран, отложил смарт на комод. Он собирался отдать его Егору, чтобы тот выкинул свой глючный аппарат вместе с рожей Виталика. Или купить ему новый.

— Почему ты так о маме?

— А как ещё о ней?

— Маму любить надо, — наставительно произнесла Галина. У Кирилла от этих слов вспыхнуло ещё большее отторжение к своей матери-показушнице. Он собрался рассмеяться и воскликнуть: «За что её любить?» Не сделал этого, вспомнив, как только что утешал и подбадривал чужую мать. К своей он таких чувств не испытывал её же стараниями, в груди таилась жгучая обида. Кирилл не стал изливать желчь только из уважения к Галине.

— Она пять дней обо мне не вспоминала. Выключен телефон, да и ладно.

— Она позвонила…

— Если волнуется, могла и приехать! Машины у всех есть! — Кирилл всплеснул руками и охладил пыл. — Они с папашей просто бесятся, что я с Егором. Сын пидо… голубой — им это не нравится, позор рода! Вот ты, мам Галь, поняла Егора!..

— Как не понять, он же моя кровиночка.

Кирилл вздохнул. Его совсем не напрягало изливать душу женщине, у которой шевелятся только губы и глаза. И перед ним замаячила возможность узнать то, чего не добился от Егора.

— Мам Галь, а как он тебе признался? Что сказал?

— Признался? Сейчас вспомню. Осень была. Он приехал на выходные и ходил сам не свой, будто больной. Вижу, хочет что-то рассказать, да боится. Уж и я испугалась, думала, стряслось что. Спрашиваю сама: «Егорушка, что случилось?» Он отвечает: «Мама, с парнем одним познакомился», а сам дрожит. Я не поняла. «Что в этом плохого?» — спрашиваю.

Галина говорила медленно, отдыхая и облизывая губы между фразами, Кирилл не торопил, сидел, затаив дыхание.

— Егорушка аж затрясся после моего вопроса. Говорит: «Мама, мы встречаемся. Мама, я понял, что не такой, как все». Тут и я всё поняла. Разревелась, слёзы ручьями текли. А он-то приготовился, что я ругать его буду. Решил, что из-за его слов реву. Что невзлюблю его. А я ревела… из-за него и ревела. Обняла его… тогда ещё умела обнимать… целую, а сама приговариваю: «За что же тебе это, деточка? Тяжело тебе в жизни придётся». Поплакали, поговорили и решили пригласить этого мальчика к нам познакомиться.

— Виталика?

— Да, Виталика.

— И как он вам? — злорадно спросил Кирилл, зная, что этот