Селянин - Altupi

произносили такие сладкие для его слуха признания, и, наклонившись, мягко поцеловал их. Язык Егора проник в рот, а дальше Калякин на несколько минут отключился, повинуясь только приливу страстного желания, унесшего его в небеса.

Кирилл разорвал поцелуй, когда шея затекла в неудобной позе в пол-оборота, но не сел ровно за рулём, а опёрся локтями о разделяющий кресла подлокотник, положил подбородок на кулаки. Дыхание стало глубоким. Член стоял гранитным столбом, только пока с этим ничего нельзя было поделать, зато можно радоваться, что хуйло Виталик вовсе не соперник. И ещё можно было закреплять свои позиции в любимом сердце.

— Егор, могу сказать тебе точно… каким бы я ни был, я никогда тебя не предам. Я найду работу, обещаю. Конечно, тебе тут помощник нужнее, но если…

— Кир, я не гоню тебя на работу, — перебил Егор, взгляд его из умиротворённого сразу стал встревоженным. — Картошки и супа у нас на всех хватит, просто некоторые расходы, машина, например…

Калякин приложил указательный палец поперёк его губ:

— Тсс, молчи, я сам всё знаю. На себя я сам буду зарабатывать, не волнуйся.

Взгляд Егора не стал спокойнее:

— Ты ещё можешь пойти учиться, не оставаться здесь.

— Нет, ни за что! — безапелляционно ответил Калякин и сел нормально, потрогал руль. — Я решил, что брошу учёбу. Или на заочное переведусь. По фигу мне на дипломы. И не уговаривай, иначе сделаю так, что через месяц меня сами выпрут, и я вернусь к тебе.

Егор и не уговаривал. Это вселяло надежду и в его нежелание расставаться даже на пять-шесть дней в неделю. Егор просто кивнул и взялся за ручку открывания двери, намекая, что они засиделись.

Кирилл хлопнул себя по коленям и сообщил:

— Всё, собираемся!

Он выскочил из машины на солнцепёк, забрал с заднего сиденья пакеты, пока Егор забирал банки, и понёс их в дом. Прятавшиеся от жары под кустами куры выскочили из укрытия и погнались за ним как за кормильцем.

56

К обеду Кирилл умаялся. Доканывала не работа, к которой он привык, да и поручения ему давали пустяковые — накормить и напоить кур, собаку, набрать яблок поросятам, слазить в подвал за ведром мелкой прошлогодней картошки и накопать молодой. Даже «однорукий» Андрей, пока они были в городе, выполнил больше заданий брата, чем он. Собранные им огурцы, помидоры, болгарский перец, кабачки, лук, морковь, груши выстроились в разноцветных вёдрах вдоль стены на веранде в ожидании консервации. Больше всего забот доставалось, как всегда, главе их семейства. Егор разнёс заказы по соседкам, проделал дневные процедуры с мамой Галей, помыл в доме полы, пропылесосил, намыл и нарезал четыре огромные кастрюли картошки, тыквы и свёклы для скота, разжёг огонь в печурке на заднем дворе, и поставил вариться.

Их всех доканывала жара. Её буквально можно было пощупать. Листья висели в чахлой беспомощности, земля в огороде рассыпалась в пыль, любая пролитая капля мгновенно высыхала, над металлическими поверхностями стояло лёгкое марево, похожее на искажение пространства. Есть в тридцать восемь градусов в тени не хотелось, но Андрюха придумал для такой погоды самое правильное блюдо — окрошку. Огурчики, зелёный лучок, укроп, редисочка, яйца, мясо, картоха и самое важное — холодный домашний хлебный квас. Порезано, правда, было кое-как, но Кирилл не придирался.

— М-м, как вкусно, — похвалил он, только увидев огромную миску с намешанными продуктами и запотевшую, только что из холодильника, трёхлитровую банку кваса.

— Попробуй сначала, — поскромничал Андрей, доставая для всех глубокие тарелки, больше похожие на салатницы.

— Попробую сейчас, конечно, — сгримасничал ему Кирилл и повернулся к раковине, включил воду тонкой струйкой, взял мыло и принялся мыть руки. Егор ждал своей очереди рядом, улыбался, глядя на их смешки. В кухне, как и во всём доме, стояла духота, в зале крутился вентилятор, но сюда гоняемый им воздух не долетал. Даже мухи дохли от теплового удара. Как выход, все трое разделись до шорт.

Кирилл уступил место у раковины Егору, вытер руки полотенцем и сел за стол. Есть действительно не хотелось, но он насыпал себе полную тарелку и щедро залил квасом. Потом сделал то же самое и для Егора. Андрею только помог налить кваса, с остальным ловкий мальчишка прекрасно управился сам.

— Спасибо, — сказал Егор, присаживаясь. Взялся резать хлеб. Крошки летели по столу и на пол. Кирилл дождался, пока он отложит нож, подхватил кусочек, откусил, следом опробовал окрошку. Она оказалась обалденной, прохладой растекалась по желудку, откуда ни возьмись пришёл аппетит.

Некоторое время ложки стучали в тишине, иногда Андрей издавал чавкающие и прихлёбывающие звуки. На Кирилла по мере наполнения живота накатывала сонливость, уставшие мышцы расслаблялись, веки закрывались. Он решил, что так нельзя, и надо о чём-то срочно заговорить. Перебрав в уме скудный список вариантов, нашёл в закоулках памяти интересный вопрос и сразу его задал:

— Егор, а ты, значит, рукопашным боем занимался?

— Да, — прожевав, кивнул Егор. — Два года всего, в начальной школе, — добавил он, понижая существенность данного биографического факта.

Кирилл всё равно собрался развить тему, но его опередил потянувшийся за новым куском хлеба Андрей.

— А ещё ты три года занимался карате, — будто упрекая брата в скромности, напомнил он. Егор умалил и этот момент:

— Тоже в школе. С шестого по восьмой класс.

— Ты бы и дальше занимался, если бы тренер не уволился. — Потом парнишка повернулся к Кириллу. — В школе секция была от детско-юношеской спортивной школы, а потом тренер уволился, нового не нашли, и её закрыли. А я тоже хотел заниматься карате, но маленький был, меня не взяли. А сейчас у нас секции только по волейболу и лёгкой атлетике. Я на волейбол хожу. А Егор меня иногда карате учит, приёмчики показывает. У него здорово получается, сам может тренером работать! Он соревнования выигрывал!

— Ты слишком много болтаешь, — остановил поток восхвалений Егор, но он улыбался как очкарик-журналист, девушка которого наконец догадалась, что он супермен. Улыбка подтверждала слова мелкого.

Кирилл забыл про окрошку, про жару. Смотрел на него во все глаза.

— И ты… и ты не навалял мне тогда?

— А зачем?

— Ну как…

Они уставились друг на друга. Егор иронично улыбался, в красивых чёрных глазах блестела грустинка.

— И что было бы? Ты бы в милицию на меня заявил. Или дружков бы собрал со мной разобраться, а с толпой