Пособие по выживанию для оборотней - Светлана Гусева

Туомас перечитал письмо сумасшедшего еще раз. У него нет связи, но что мешает просто выехать на трассу и рвануть до ближайшего поселка?

Он вдохнул и мысленно начал загибать пальцы:

yksi: у него нет документов;

kaksi: он за рулем чужой машины;

kolme: весь в крови и без одежды;

nelja: фургон внутри разворочен так, словно там совершили с десяток ритуальных убийств, и повсюду разбросаны обглоданные кости.

Один патруль на его пути — и он за решеткой. Найджел уж точно не придет ему на выручку. Ко всему пережитому не хватало только Ханне хлопотать о его освобождении — ее вера в брата не переживет такого удара.

Туомас глянул под сиденье и убедился, что сумка-холодильник на месте. Вздохнул, нашел в бардачке замусоленный карандаш, расчертил свободное место на листе на две половины и начал выписывать за и против.

Главные доводы против обращения в бешеного зверя — логика и здравый смысл: так не бывает, оборотней не существует.

Хватало и доводов за: развороченный трейлер, ломота в теле, которая прошла слишком быстро, слишком острое обоняние, слишком быстрое заживление любой раны, отсутствие воспоминаний о прошлой ночи, лохматые патлы до плеч и сантиметровые ногти.

Если он не стал оборотнем, то что все это значило?

Мысль о том, чтобы вернуться в фургон, сжимала его внутренности клещами. Уж лучше идти по дороге до шоссе, которое должно быть где-то там, но Туомас не понимал, как будет доказывать собственную нормальность и непричастность к чему-то ужасному, учитывая его внешний вид.

Он допил остатки воды из первой бутылки и решительно вытащил сумку из-под сиденья. До полуночи осталось всего ничего. Некому оглушить его — часы пробьют двенадцать, дурная шутка окончательно станет шуткой, а с утра он уж как-нибудь найдет способ добраться до дома. Настроение немного поднялось при мысли, что эту ночь он проведет в кабине, в тепле и покое.

Пятка коснулась чего-то ледяного; нагнувшись, он обнаружил, что вместе с сумкой вытащил из-под сиденья небольшой предмет. Включать свет в кабине не понадобилось — Туомас узнал бы свой армейский «Гербер» на ощупь из сотни ему подобных. Его снова прошиб холодный пот при виде нового неопровержимого доказательства правоты Найджела.

Но, возможно, британец подобрал нож после схватки, когда Туомаса увезли в больницу? Мозг отчаянно цеплялся за последнюю тончайшую логическую нить.

В половину двенадцатого, заглушив двигатель, Туомас выбрался наружу, постоял немного перед трейлером, вдохнул и резко распахнул дверь. В следующий миг он швырнул внутрь сумку и отпрянул, сраженный запахом тухлятины и рвоты. Он продолжал стоять голышом на пороге, пока не замерз окончательно; вдохнул еще раз и еще, словно надеясь скопить немного чистого воздуха в легких, забрался внутрь и решительно задвинул защелку.

В фургоне стоял полумрак; через маленькие окошки проникало слишком мало света. Туомас передвигался медленно и осторожно, тщательно высматривая битые стекла. Он нашел в раковине будильник, поставил так, чтобы видеть из любого угла трейлера, и начал прибираться, складывая мусор, кости, обрывки одежды и самые крупные осколки в одну большую кучу посреди развороченной душевой кабины. Когда легкие уже было лопались от натуги, он заставил себя вдохнуть — и едва не бросился наружу от мерзостной вони, хлынувшей в нос.

Чем ближе к полуночи, тем чаще Туомас поглядывал на треснувший циферблат. Он не верил, что «карета станет тыквой» по русской присказке; фраза была аллюзией на сказку о Золушке, для которой в полночь все хорошее тоже обычно заканчивалось. Он не верил, но поймал себя на том, что смотрит на будильник почти неотрывно.

Десять минут до двенадцати. Туомас прислушался к ощущениям, но тело ничем не выдало грядущих перемен и казалось совершенно здоровым.

Пять минут. Он на всякий случай отошел подальше от набитой стеклом душевой и прикрыл болтавшуюся на одной петле дверцу.

До полуночи оставалось две с половиной минуты, когда тело пронзила боль, схожая с зубной, — такая же острая и невыносимая. Его кости вырывало из суставов и ломало без намека на анестезию. Он рухнул на колени, теряя равновесие, и тут спину выгнуло дугой с такой силой, что из глаз покатились слезы. Послышался треск, и Туомас понял, что это лопается его кожа.

Его разбудил нещадно бивший в глаза солнечный луч. Туомас лежал на полу среди груды обломков. Он хотел встать, чтобы прикрыть жалюзи, но тело ему не повиновалось. Боль пробивала каждый сустав, жажда раздирала горло, липкие от крови и пота пальцы сводила судорога. Помня о запасе воды в кабине, Туомас решил не тратить время на жалость к себе и резко встал; сражаясь с головокружением, он потянулся к окну, опираясь на чудом уцелевший кухонный уголок, и задернул покосившиеся жалюзи. Неподалеку валялась разодранная в клочья сумка-холодильник, а пол усыпали обглоданные дочиста кости.

От его жалкой попытки навести порядок не осталось и следа. Собранную в душевой кучу разметало повсюду, а сам душ, вырванный из стены, валялся в другой части трейлера, словно сброшенная после линьки змеиная шкура. Царапины на двери и стенах стали глубже: в паре мест толщины обшивки и корпуса едва хватило, чтобы сдержать его.

Нет, не его. Бешеного зверя, который теперь будет красть из его жизни три ночи каждый месяц.

Как такое вообще возможно? Как его угораздило вляпаться в такое дерьмо?!

Сколько времени понадобится Найджелу, чтобы добраться до стоянки? Почему англичанин не явился накануне? Где он сам провел эти ночи, есть ли у него схрон, чтобы достать одежду и помыться?

Туомас присел на краешек ободранной скамьи. Сердце колотилось, по шее и вискам стекали струйки пота. Туомас осторожно прислонился к тому, что когда-то было спинкой, и закрыл глаза, но стало только хуже. Он мгновенно перенесся в ту ночь в пустом доме недалеко от старого маяка. В окна бился штормовой ветер, натужно скрипели доски на открытой веранде. Маленький Том, натянув одеяло до подбородка, сидел на кровати и не понимал, почему родители до сих пор не вернулись с прогулки. Ему так страшно, а рядом никого нет…

Туомас открыл глаза, прогоняя морок, провернул защелку замка и выбежал из трейлера, оставив дверь открытой. Он понял, что больше не может ждать. Внутри словно вертелась без остановки огромная шестеренка, утыканная шипами. Туомас разрешил себе лишь пару глотков воды из второй бутылки — остаток ушел на лицо и руки. Тошнотворный запах никуда не делся, вымыть голову он тоже не смог, но понадеялся найти на ближайшей заправке бесплатный туалет и