Краденый город - Юлия Яковлева

Дядя Яша не понял ничего.

– Да, один глаз – это, конечно, непорядок. Но не беда, – пробормотал дядя Яша. И вытянул откуда-то из-под стула серовато-зеленый мешок.

Шурка радостно ахнул. Таня уставилась во все глаза. А дядя Яша продолжал как ни в чем не бывало:

– Сейчас мы этого мишку живо прооперируем. Вернем ему полноценное зрение.

Развязал мешок. Стал что-то искать.

Бобка радостно следил за ним.

Тетя Вера смотрела на мешок. У нее задрожали губы.

Таня удивилась: чего это она? Радоваться же надо!

Дядя Яша ловко вставил в иглу нитку. Приладил пуговицу с четырьмя дырочками на то место, где у мишки когда-то был глаз. Игла заходила туда-сюда. Нитка тоже была серовато-зеленая. Военная.

– Ура-а-а! – завопил Шурка.

– Да, – хмыкнул дядя Яша.

– Ух ты! Уже! На фронт! Дядечка Яшечка! Тебя на фронт берут? Ура!

– Ты рад? – спросил дядя Яша.

Тетя Вера резко встала и ушла за ширму.

– Еще бы! Ты им задай как следует! Покажи этим фашистам, как к нам соваться! Пусть знают, дураки несчастные!

– Непременно.

– Ура-а-а!

– Ну вот, Бобка. – Дядя Яша протянул мишку. – Теперь твой друг как новенький. Я даже не знаю, нужен ли тебе теперь второй.

– Второй? – хмыкнула Таня. – Что-то мишки в последнее время прямо с неба сыплются.

Шурка исподтишка двинул ее локтем.

Бобка взял мишку. Но смотрел на дядю с сомнением.

– Мишка? – усмехнулся дядя. – Может, его и Мишкой зовут. Это вы сами у него спросите.

Он направился к двери. В коридоре наклонился, затем выпрямился, обернулся к ним – и выплеснул в комнату:

– Собака!

– Ой, собачка!

Настоящая собака застучала когтями по полу. Замахала хвостом. Подбегала, знакомясь, ко всем по очереди. Пробовала языком протянутые руки. Небольшая, но и не совсем маленькая, а в самый раз. Беленькая, половина морды рыжая, а половина – черная.

Даже тетя Вера выглянула на шум. Веки у нее были розоватыми.

– Что это? Откуда? – спросила она в нос.

– Этот песик теперь ваш, – подтвердил дядя Яша. – Самый что ни на есть живой и настоящий.

С этим трудно было поспорить. За собакой так и стелился переполох.

– Не так скучно без меня будет, – добавил дядя. Подошел к жене. – Ты бы видела, какой там хаос, с этой эвакуацией. Сутками ждут на вокзале. Поезда берут штурмом. Все что-то тащат. Все что-то бросают – прямо на вокзале. Матрасы, корыта, узлы. Вон собаку даже кто-то бросил.

Таня видела: тетя Вера двигалась медленно и странно. Как будто у нее внутри разбилась большая тяжелая ваза, и тетя старалась, чтобы не сдвинулись острые осколки.

– До Ленинграда немцы точно не дойдут, – сказал дядя Яша, беря ее за руку. – Оставаться в городе намного безопаснее.

– А как его зовут?! – весело крикнула Таня, теребя их нового друга.

Пес лаял так звонко, что она сама себя едва слышала.

– Бублик! – крикнул Бобка. – Бублик.

Хвост у собаки действительно был похож на белый бублик.

– Смотри, он понял! Бублик! Бублик!

– А ну-ка!

– Бублик!

– Догоняй!

Бублик понесся за всеми троими сразу. Загремели стулья. Комната завертелась каруселью. Только тетя и дядя сидели неподвижно. И мишка глядел на них своими разными глазами.

– Пора, – сказал дядя.

Тетя кивнула. Обняла его. И словно забыла убрать руки.

– Ничего, ничего, – погладил ее по волосам, по спине дядя. – Мы все правильно сделали.

Дети визжали, Бублик скакал и лаял. Дядя Яша закинул за спину мешок.

– Дети! – встрепенулась тетя Вера.

– Да пусть играют, – тихо сказал дядя. – Это же ненадолго.

Тетя Вера странно посмотрела на него.

А Бублик все лаял и лаял. Видно, пел от радости.

Никто не слышал, как дверь затворилась.

– Он понял! Смотри! Он понял! – вопила Таня.

Она опять подняла ногу. Бублик перемахнул через нее одним прыжком и залился ликующим лаем.

– Теперь я, – задрал ногу Шурка.

Бублик сиганул, приземлился на все четыре лапы и завертелся волчком, его розовый язык трепетал как флаг.

– Ах ты молодец! А через руку?

– Он не Бублик! Он профессор! Профессор!

– Нет, это имя ему не нравится.

– Бублик! Сюда, сюда!

Бублика тормошили, трепали, ласкали.

– Бобкина очередь!

Бобка поднял ногу.

Бублик, стуча когтями на холостом ходу, круто развернулся и полетел к препятствию.

– Дядя Яша, смотри! – крикнула Таня. Обернулась. Потом в другую сторону, назад. Никого.

Бублик прыгнул. А Таня закричала так, что во дворе слышно было:

– Дядя Яша!!!

– Куды?! Черным ходом иди! – Дворник отмахнул ее как муху. В углу рта у него висела папироса, клубы дыма сплетались с сизой бородищей. – Заперто.

– Как заперто? Как заперто? Только что было открыто.

– А теперь заперто. Заперта парадная. Непонятно? Тараканов морю.

– Я по краешку! На цыпочках!

– Заперто, сказал!

И дворник опять стал присыпать пол желтоватым порошком.

Таня притопнула на месте. Ей хотелось поджечь дворнику его дурацкую бороду.

– Война же!

– Война войной, она кончится завтра-послезавтра. А домоуправ спросит: у вас тараканы почему шастают?

– Ну пустите проскочить!

Дворник бормотал будто сам себе:

– Таракану что главное? Ему главное – еда и питье. Значит, перво-наперво нужно отрезать подход к воде. И к еде. Была б зима, я б их живо выстудил. А так – вон… – Струился порошок. – Тут им и каюк.

– Ну пожалуйста! Дело особой важности!

От папиросы пыхнули и упали оранжевые искры.

– Сказано, черной лестницей топай.

– Болван, – выругалась Таня и понеслась опять по ступеням. Только время потеряла!

Стало зябко. На черной лестнице окон не было. Темным-темно. Пахло кошками и помоями. Она выставила руки. Дверь ушла вперед. Таня выскочила на свет. Передернула плечами.

Это был типичный двор-колодец, куда солнце не заглядывало никогда. Даже среди лета лужи здесь не высыхали, а только подергивались липкой грязью, и всегда было полутемно и прохладно. Стены в потеках. Чтобы увидеть отсюда солнце, нужно было забраться как минимум на четвертый этаж.