Краденый город - Юлия Яковлева

– Шурка!

Эти глазки приникали Шурке в самую душу, говорили: все вижу, все. Еще миг, казалось, – и на стене начнет вздуваться почка, а из нее высвободится лепесток уха. Или откроется глаз.

– Шурка! Вы что, друг с другом не разговариваете? – осенило тетю Веру.

Таня не ответила. Шурка наконец сумел мигнуть, отвести глаза, отвернуться. Он ошеломленно смотрел на тетю Веру, на Таню.

– Они поссорились, – пояснил Бобка.

– И с тобой тоже?

– Со мной не поссорились.

– А со мной? – все недоумевала тетя Вера.

– Я сбегаю! – пронзительно крикнул Шурка. – Я на чердак!

И выкатился со всех ног из комнаты.

– С ума я с вами сойду, – вздохнула тетя, ставя к подоконнику большой неуклюжий стул.

Шурка услышал шаги. Они сбегали вниз. Шурка вжался в стену.

– Мальчик, ты чего?

Шурка открыл глаза: юноша в полосатой футболке и летних брюках. Выглядит как самый обычный юноша в полосатой футболке. У Ворона все выглядели обычными.

И только когда шаги внизу оборвались, хлопнула дверь парадной и в раковине моллюска опять стало тихо, Шурка сумел отлепить спину от стенки. Сделал несколько ватных шагов. Где-то открылась, хлопнула дверь. Шурка замер. Внизу? Вверху? По закрученной лестнице разносилось эхо шагов. Шуркины мысли прыгали за ним во все стороны сразу. Шаги были медленные, шаркающие: старик или старуха; они стихли где-то внизу. Опять тишина. Шурка помчался наверх, цепляясь рукой за перила, как бы подтягивая себя вверх. Перескакивал через две ступеньки, перемахивал через площадки одним прыжком. Вслед ему глядели высокие двери. Наконец он влетел на чердак.

«Что я наделал! – бешено выстукивало сердце. – Что! я! наделал!» Шурка сел прямо на пол. Взял себя руками за ребра. Сердце послушалось не сразу. Но все-таки послушалось.

– Что я наделал! – вслух сказал он.

Чердак ответил душной, солнцем нагретой пустотой.

Шурка внезапно понял: чердак тоже какой-то не такой. Нет на нем ни обычных бельевых веревок, ни старых ящиков, ни хлама, какой всегда водится на чердаках. Нет голубей. Нет перегородок. Только бочка.

Он поднялся, заглянул внутрь: песок. К бочке были прислонены большие железные щипцы. Шурка попробовал: тяжелые, одной рукой не удержишь.

По лесенке Шурка вылез на крышу. Крыша была как крыша. От нее шел солнечный жар. Нева с высоты казалась еще огромнее, чем когда стоишь на набережной. Виднелись корабли под маскировочной сеткой. Над Марсовым полем висели аэростаты; стальные тросы уходили вниз, издалека казались тоненькими ниточками. Привычные золотые купола вдали были непривычно темного цвета – их покрасили для маскировки. Все остальное было как обычно. Крыши обычных ленинградских цветов – красноватые и зеленые, с ржавчиной. Черными жуками катились автомобили. Двигались черными точками прохожие. Красные кубики трамваев бодро бежали по трубочкам улиц. Шурка вспомнил выражение из учебника: кровяные тельца.

А Ворон тоже по-прежнему дожидался ночи и шнырял по этим улицам. Хватал людей. Как будто им и без Ворона недоставало сейчас забот.

Шурка едва не оступился, схватился за трубу. Снова сел.

– Спокойно, – сказал он сам себе. – Думай.

Но думать не получалось. Сердце заглушало мысли, громко стучало: что делать? что?

Слишком много тайн, решил Шурка. Тайны эти колючими шарами распирали его изнутри, но поделиться ими было нельзя.

Шурка встал. Позади трубы торчал голубиный домик на четырех ножках. От дождей и ветра он стал серым.

Осторожно балансируя, Шурка обогнул трубу, заглянул в круглое отверстие. Пусто. Только белые меловые капли да кое-где прилипшие перья. Домик был заброшен. Наверное, тот, кто кормил голубей, ушел на фронт.

Круглая дверка напоминала дырочку в ухе. Шурку осенило. Он приставил ладони, приник к отверстию ртом и прошептал первую тайну:

– Я предатель. Я предал тетю Веру, Таньку и Бобку.

Домик проглотил ее.

Как ни странно, Шурке стало легче. Он заглянул внутрь: в домике все еще было много места. В том числе и для подробностей. Шурка снова сложил ладони дощечками и зашептал:

– А тетя Вера ходит непонятно куда. У нее деньги непонятно откуда. Много денег. Она шлет посылки незнакомым людям. И она все знает про Ворона. Она что-то задумала и готовит месть. Ее могли завербовать враги. Наврать с три короба. Использовать в своих целях.

Прикрыл отверстие ладонями, давая домику переварить сказанное. И понял, что все это чушь. Тетя Вера вела себя странно, но шпионкой она быть не могла.

Шурка засмеялся. Приставил ладони для последнего залпа, сказал четко:

– Танька – дура и свинья. Она ворует.

Стало совсем хорошо.

Шурка обнял колени. Стал глядеть на мозаику крыш, на широкое, морщинистой пенкой подернутое поле Невы с косыми треугольниками чаек. Свежий ветер, пахнущий водой, пробовал сорвать с головы кепку. Штанины и рукава трепетали, пузырясь.

Что теперь делать, было все-таки непонятно. Предупредить? «Тетя Вера, я все про нас рассказал, но я не знал, что она от Ворона». Шурка содрогнулся.

– Не зна-ал… – передразнил он себя. – Дурачок тоже выискался. Скажи лучше – продал. За какого-то ободранного мишку…

И что, оставить все как есть? Молча ждать, когда Ворон подкрадется и хватит тетю Веру по темени?

Домик стоял, разинув рот. Давать советы он не умел.

Шурка привалился к нему головой. Он смотрел на темные закрашенные купола, на военные корабли под сеткой, на крыши, на канавки траншей в парках. И постепенно осознал, что нужно сделать.

Он вынул блокнот. Обслюнявил грифель карандаша. Крупно вывел: «Дорогая Таня». Задумался. А дальше? Как полагается писать в таких случаях? Что-то такое вспомнилось – наверно, из книжки. Он склонил голову, от козырька кепки на страницу упала тень. Вылитый клюв. Шурка вздрогнул, но лишь тверже сжал карандаш: «Когда ты получишь это письмо, я…»

Другая тень – выше и гуще – накрыла страницу сзади.

Карандаш испуганно чиркнул в сторону.

– Приве-е-етик. А ты кто такой? – ударил в спину голос.

Шурка едва не скатился по нагретым железным листам крыши.

Первая порция клейстера кончилась. Первый слой полосок уже был положен наискосок. И теперь в комнате лежала решетчатая тень. А Шурка все не возвращался.

– Ну я ему задам! – пообещала тетя Вера.

Таня хотела спросить: кто эти Парамоновы?

Но тетя Вера словно почувствовала и решила уйти от ответа.

– Давай сразу и второе окно оклеим так же – сперва наискосок, а потом в обратную сторону пройдемся, – энергично распоряжалась тетя Вера, будто в жизни не было у нее дела интереснее. – Только клейстер нужен.