Плач к Небесам - Энн Райс

Вошел Тонио. Они с Паоло уже успели посетить портного,который должен был одеть его словно престолонаследника. Он купил себевеликолепную шпагу, с десяток книг и скрипку, поскольку это был любимыйинструмент Паоло, а Гвидо настаивал, чтобы — на всякий случай — он владел всовершенстве хоть каким-нибудь инструментом...

Мысли о потере; тоска. Почему Гвидо так беспокоился об этом?«На всякий случай!» Нет, никакая трагедия не подстерегает Паоло! Ничто неподстерегает ни одного из них.

И все же у Гвидо было тяжело на сердце. В этой просторнойкомнате он чувствовал себя совсем разбитым. Святые в золоченой раме нискольконе успокаивали его.

Тонио раздевался у двери.

Гвидо смотрел, как он стягивает мягкую белую рубашку искидывает бриджи, а старый Нино, лакей, отправленный с ними графиней, собираети уносит эти вещи.

Тонио стоял спиной к Гвидо, словно наслаждаясь прохладнымвоздухом, омывающим его тело. Потом надел зеленый шелковый халат, подвязав егосвободно на талии. Когда же, обернувшись, он медленно поднял глаза, то Гвидоподумал, что в чувственной внешности его есть нечто восточное: в мягких волнахволос, в том, как мягкая ткань, ниспадая с угловатых плеч, струится вдольвысокого и стройного тела...

— Почему ты такой мрачный? — спросил Тонио тактихо, что Гвидо поначалу не расслышал. Смыслу слов пришлось преодолеватьпространство погруженной в полумрак комнаты.

— Никакой я не мрачный, — ответил наконец Гвидо.

Но он понимал, что несколькими словами ему не отделаться.Тонио сел так близко, что смог дотянуться сложенными пальцами до руки учителя.И снова Гвидо поймал себя на том, что несколько отстраненно наблюдает за Тонио,как и мгновение назад, словно они не вели разговор.

Несколько лет назад он предсказывал, что Тонио будет стольже грациозным, как Доменико, и оказался прав. Но грация Тонио превосходила егоожидания. Юноша усмирял свои длинные конечности естественными для него плавнымидвижениями; его низкий голос обладал глубиной и силой и был потому прелюдией кпевческой мощи, когда она обнаруживала себя.

Черты его лица, кажется, слегка укрупнились и разошлись встороны, а вот глаза сохранили ту же загадочность. Глядя на Тонио даже сейчас,Гвидо был немного растерян. «Магия ножа, — устало подумал он. —Причина этой исключительной соблазнительности в том, что нож освобождает, а неотрезает. Ему не стоит ни знать об этом, ни пытаться это использовать. Этопросто в нем есть. А в сочетании с его прежними венецианскими манерами этоможет свести с ума любого».

— Гвидо, — доносился голос Тонио словно откуда-тоиздалека. — С Паоло все будет хорошо! Я знаю! Я сам буду давать ему уроки.

Внезапно Гвидо разозлился. Ему захотелось, чтобы Тонио ушел.Он посмотрел на него, но не мог с ним заговорить. Он вспоминал тот момент многолет назад, когда лежал на полу в классе, чувствуя себя совершенно несчастнымпосле первого любовного акта. А человек, которого он так желал, тогда склонилсянад ним и что-то сказал ему на ухо. Но что?

— Паоло здесь ни при чем, — произнес онраздраженно, сердясь, что Тонио не понимает его. — Паоло отличныйпевец. — Его воодушевляла мысль о том, что здесь, в Риме, Паоло научитсягораздо большему, чем научился бы в консерватории. В его сердце было место длямаленького флорентийца. Но сейчас он хотел, чтобы Тонио оставил его одного.

— Я устал с дороги, — коротко сказал он. — Имне предстоит много работы. Я не могу терять время.

Тонио склонился над ним. И прошептал что-то нежное иинтимное ему на ухо. Гвидо понимал, что они одни в этих комнатах, ведь Тониоотослал слуг.

— Будь снисходителен ко мне, — сказал он сердито.И заметил по лицу ученика, что тот задет.

Однако Тонио лишь кивнул. Это всегда было при нем:невообразимая венецианская любезность. Он посмотрел на Гвидо без тени обиды и,улыбнувшись краешком рта, поднялся, чтобы уйти.

Потрясенный, Гвидо молча смотрел, как он идет через комнату.Маэстро представил его на сцене, вообразил толпы, поджидающие певца угримерной. А потом вдруг вспомнил лицо кардинала Кальвино и его удивительноживые глаза.

«Ты не имеешь представления о поклонении, которое тебя ждет,ты не можешь даже догадаться об этом. Конечно, у них найдутся комплименты и длякомпозитора. Если опера будет хороша, они могут даже поместить мое имя наафишах, а впрочем, могут и не поместить. Это для тебя Рим разобьется как яйцо,чтобы снова возродиться. И я хочу, чтобы так и было. Но откуда это странноечувство?»

Тонио был где-то за дверью. Но Гвидо казалось, что он рядом.Внезапно он представил себе, как ударил Тонио и увидел, как это прекрасное лицопошло красными пятнами. Он встал из-за стола, не понимая, что делает, и, быстропройдя в спальню, остановился, увидев, что Тонио стоит у окна и смотрит водвор.

— Ты же знаешь, что представляет собой эта римскаяпублика, — сказал Гвидо. — Ты знаешь, что мне предстоит. Будьтерпелив ко мне.

— Я терпелив, — откликнулся Тонио.

— Ты должен делать все, что я попрошу!

Он почувствовал острое, сильное желание ссоры. Всплыло все,что возмущало и раздражало его в Тонио. Но он знал, что сейчас еще не время.

— Я сделаю все, что ты попросишь, — вежливо сказалТонио низким, глубоким, сдержанным голосом.

— О да, все, но только не выступишь в женском платье,хотя знаешь, что как раз это должен сделать. Именно здесь, в Риме, а негде-нибудь еще! И конечно, ты сделаешь все, но только не то, что абсолютнонеобходимо для тебя самого!

— Гвидо! — перебил его Тонио. Впервые он проявилгнев и нетерпение. Преображение этого ангельского лица никогда не переставалопоражать Гвидо. — Этого я сделать не могу. Нет смысла спорить дальше.

Гвидо презрительно усмехнулся. Он достиг того, чего хотел:Тонио покраснел, а в глазах у него появился холод. Но для чего была нужна емуссора в их самый первый день в Риме, когда у него нашлось бы достаточно времениповозить Тонио по театрам, показать ему кастратов в женских костюмах, чтобы тотпонял, насколько они могущественны и привлекательны?

Тонио резко повернулся и отправился в гардеробную. Он ужеснимал халат, сейчас он оденется и уйдет. Эти комнаты опустеют. Гвидо останетсяодин.

Полное отчаяние овладело им.

— Подойди сюда! — холодно потребовал он. Идвинулся к кровати. — Нет, сначала запри дверь, — поправилсяон, — а потом подойди.

Какое-то мгновение Тонио только пристально смотрел на него.