Плач к Небесам - Энн Райс

— Вам, наверное, нужны инструменты? — спросилон. — Буду счастлив послать за ними. Вы только скажите моему секретарю, ивам тут же будет доставлено то, что пожелаете.

Он взял лицо Паоло в свои ладони и провел большим пальцем поего щеке. Мальчик тут же оживился и просиял, а кардинал прижал его к своейдлинной малиновой сутане.

— А где же ваш певец? — спросил он и, тут жедогадавшись, посмотрел на Тонио.

Сразу стало ясно, что он поражен, лицо его стало несколькоозадаченным. Когда же Тонио выступил вперед поцеловать перстень егопреосвященства, Гвидо показалось, что и все окружающие должны были непременнозаметить эту перемену.

Тонио был лишь слегка взлохмачен с дороги, его темно-зеленыйбархатный камзол чуть запылился, и, с точки зрения Гвидо, он был похож наангела, надевшего человеческое платье. Он не стал более неловким из-за своеговысокого роста, а благодаря интенсивным занятиям фехтованием в последние двагода приобрел грацию танцора. Однако Гвидо в который раз показалось, что Тониокак будто находится под гипнозом: все его движения были замедленными, дажеглаза словно остекленели.

У кардинала дрогнули губы. Сначала он смотрел на Тонио сизумлением, будто тот совершал что-то странное и непонятное, а потом выражениесветло-серых глаз Кальвино сделалось совсем отсутствующим.

Гвидо вдруг стало ужасно жарко. Сначала он подумал, чтопросто задыхается от жары в этом переполненном зале. Но когда увидел выражениелица Тонио и то, как он смотрит на кардинала, и когда ощутил внезапную тишинувокруг, маэстро испытал нечто большее, чем укол страха. Нет, конечно, это вовсене то, что он вообразил себе, разумеется нет.

Ну кто не обратит внимания на юношу такой замечательнойкрасоты и кто не будет смотреть на такого человека, как его преосвященство,иначе как с выражением благоговения?

Однако страх не покидал его, эхом отзываясь на тяжелые думы,что не отпускали Гвидо всю дорогу до Рима.

Тут было и беспокойство по поводу тысячи практическихмелочей, связанных с предстоящей оперой, и удивившие его самого переживания поповоду потери голоса много лет назад.

— Я никогда не был большим поклонником оперы, —ласково говорил между тем кардинал, обращаясь к Тонио, — и боюсь, что знаюслишком мало об этом искусстве, но нам всем приятно, что у нас есть певец,который выступит перед нами после вечерней трапезы.

Тонио окаменел. Гвидо почувствовал, что гордости певцананесено весьма болезненное оскорбление: с ним обращались как с рядовыммузыкантом. Тонио, как поступал всегда в подобных случаях, долго смотрел в пол,а затем медленно поднял глаза и сказал несколько подчеркнуто:

— Да, мой господин.

Кардинал догадался, что совершил оплошность. Было любопытнонаблюдать, как он снова взял руку Тонио в свои и добавил:

— Если вы будете так любезны.

— Это будет честью для меня, мой господин, — следяной вежливостью ответил Тонио, как принц, разговаривающий с принцем.

Тогда кардинал рассмеялся, весело и заразительно, и,повернувшись к секретарю, сказал почти ребячливо:

— Это даст моим врагам новый повод для разговоров.

* * *

Их немедленно проводили в отведенные им покои — анфиладупросторных комнат, выходивших окнами во внутренний сад с выстриженной травой,где деревья отбрасывали на землю размытые тени. Распаковав веши, ониотправились бродить по комнатам. Паоло пришел в возбуждение, увидев кровать срезным изголовьем и красновато-коричневыми занавесями, предназначенную длянего. А Гвидо понял, что они с Тонио должны взять себе разные комнаты и, радиПаоло, теперь спать отдельно.

К вечеру Гвидо разложил все свои ноты и перечитал рекомендательныеписьма, данные ему графиней. Ему предстояло посещать все возможные концерты исветские вечеринки. Необходимо было поговорить об операх, имевших успех впоследние два года, и послушать как можно больше местных певцов. Секретарикардинала уже достали для него запрошенные партитуры и либретто. И нынчевечером ему предстояло идти на первый маленький концерт в дом какого-тоангличанина.

Так почему же предвосхищение всего этого не переполняло егорадостью, когда он наблюдал, как слуги кардинала вносят клавесин и аккуратнорасставляют на полках книги?

Тонио, конечно же, был покорен Римом. Они с Паоло постояннообсуждали все увиденное по пути в город, а сегодня вечером собирались пойтисмотреть папские сокровища в музее Ватикана. Они выходили вместе по разнымпоручениям, считая каждый выход в город отдельным приключением.

А Гвидо, оставшись один, никак не мог отделаться от дурныхпредчувствий, которые преследовали его всю дорогу от Неаполя до Рима.

Но что же это было такое, что же не давало ему покоя?

* * *

Конечно, он не мог забыть кошмар, связанный с раннимдетством Тонио и его последними днями в Венеции, о которых мальчик никогда неговорил.

Гвидо не нуждался в доказательствах того, что это именноКарло, старший брат Тонио, виновен в том немыслимом насилии, которое былоучинено над мальчиком. И он прекрасно понимал, почему Тонио никогда недопустит, чтобы это стало известно.

Все это было ясно из бумаг, подписанных Тонио и доставленныхв Венецию, прежде чем они добрались до Неаполя. Этот Карло Трески был последнимотпрыском мужского пола в фамильной линии.

И Гвидо смутно припоминал элегантно одетого человека,который был чуть ли не душой общества во время нескольких светских вечеров, накоторые он забредал в те дни в Венеции, когда события еще не приняли стольдраматический оборот. Гвидо обратил на него внимание только потому, что он былбратом «патриция-трубадура», как именовали Тонио. Крупный, очень красивыймужчина, рассказчик забавных историй, декламатор и любитель поэзии, явноисполненный желания доставить другим удовольствие, удержать их внимание изаслужить их любовь. В то время он казался лишь одним из многих хорошовоспитанных и бесконечно куртуазных венецианцев.

Но теперь одна мысль о нем леденила душу Гвидо.

Ничего этого он никогда не объяснял капельмейстеру. Но современем это оказалось совершенно излишним: Кавалла сам обо всем догадался, также как мог догадаться любой другой.

Но оба учителя верили, что после того, как Тонио решил стольсамозабвенно посвятить себя пению, время и успех смогут залечить его душевныераны. А как же его брат? Они предполагали, что Тонио был вынужден простить его,и благодарили за это Бога.